Белый ветер | страница 34
…Девушка сидела молча, пока другие выступали.
Диспут был горячий, спорящие приводили цитаты из классиков, читали наизусть стихотворения, ссылались на умные книги, включая энциклопедический словарь.
Девушка же сидела в углу и молчала. Она выглядела немного старомодной со своими толстыми русыми косами и неприметным платьем на фоне мини-юбок, брючных костюмов и длинных прямых волос своих подруг.
Левашов потому и приметил ее.
А когда спор, подобно любой другой бесплодной дискуссии, закончился ничем и все стали расходиться, получилось так, что девушка оказалась в одиночестве.
Тогда Левашов быстро догнал ее и зашагал рядом. Она удивленно посмотрела на него, потом усмехнулась, но продолжала идти молча, не убыстряя шага.
— Так и будем молчать всю дорогу? — заговорил Левашов.
Она пожала плечами.
— Меня зовут Юра, фамилия Левашов, на будущий год кончаю училище.
— Меня зовут Наташа, фамилия Руднова, на будущий год кончаю институт.
— Станете преподавать историю?
— Нет, французский язык.
Разговор оборвался.
Левашов интуитивно чувствовал, что с этой девушкой привычные методы не годятся. Да и болтливостью, судя по всему, она не отличается.
— Косы у вас шикарные, — рискнул сказать комплимент он.
— Я знаю, — спокойно ответила девушка.
Опять наступило молчание. В отчаянии Левашов зашел с другого конца:
— Как вам понравился диспут?
— А вам?
— Мне? — он не ожидал встречного вопроса, инициатива опять ускользала от него. — Мне не понравился. Уж очень много ссылок на авторитеты и мало на собственный опыт, — он улыбнулся, но тут же погасил улыбку, не встретив ответной.
— О каком опыте вы говорите? — спросила девушка, внимательно посмотрев на него большими ясными глазами.
— У вас красивые глаза, — сказал Левашов. — Мне нравятся серые глаза.
— Тогда говорите: глаз.
— Как глаз? — не понял он.
— Потому что у меня один глаз серый, а другой карий. — И она снова посмотрела на него.
— Действительно, как интересно! Впервые вижу такое. — Левашов говорил искренне.
— Так о каком опыте?
— Ах, да! — спохватился он. — Ну, о своем личном. Никто ведь не ссылался на собственную любовь, счастливую или несчастливую — неважно, но собственную.
— Они и не могли. — Она пожала плечами.
— Почему?
— Потому что кто любит, удачно или неудачно, не станет докладывать об этом целому собранию.
Левашов задумался. Девушка была права. Он бы, во всяком случае, не стал.
— Тогда зачем диспут устраивать? — спросил он.
— Не знаю.
— Так зачем вы приходили?