Проснулся Минька от толчка в бок и резко вскочил, испуганно озираясь.
— Тьфу, чёрт! Ты откуда здесь взялся? — Возле телеги с вилами в руках стоял уже знакомый мужик с хриплым голосом. — Я чуть было тебя вилами не проткнул!
— Я это… дяденька,… — Минька лихорадочно соображал, как лучше сказать, чтобы руки не отрубили, — я от цыган сбежал. Они меня у мамки украли, заставляли воровать, а я не стал… вот…
— Ишь, ты! — В глазах у мужика мелькнуло понимание. — Так это из-за тебя на рынке переполох был?
— Ну,… не совсем. Аза хотела, чтобы я у купца кошелёк срезал, а я его специально толкнул, чтобы он заметил, — вдохновенно врал Минька, — он её схватил, а я убежал и спрятался в сено.
— А чего ж не убежал, когда отъехали?
— Заснул.
Мужик расхохотался, а потом задумался.
— Что ж с тобой делать? — Он почесал рукой кудлатую голову, потом потеребил бороду и изрёк, — по любому надо тебя Акимычу показать. Пошли.
Он легко как пушинку снял Миньку с телеги, зажал его ручонку в огромной как лопата ладони и заковылял в сторону большого двухэтажного дома, сильно хромая на правую ногу.
Минька с интересом оглядывал хозяйственные постройки: конюшня, хлев, сарай, баня. Повсюду бродили куры и гуси, посреди большой лужи хрюкала в грязи свинья.
На крыльце дома стоял мужик, такой же здоровый, как и минькин сопровождающий, только пониже ростом и пошире в плечах. Он рассеянно теребил бороду, глядя на приближающихся мужика с ребёнком.
— Ника, Афанасий, решил сам себе ребёнка родить? — Выдал он, наконец. И громко захохотал своей шутке, хлопая ладонями себя по бокам.
— А ведь, почти так и получается. — Подыграл ему Афанасий и вкратце рассказал Минькину историю.
— И что с ним теперь делать, ума не приложу, Игнат Акимыч, — закончил он, выжидательно глядя на хозяина.
— Вот уж задача, — Игнат Акимыч задумался, разглядывая Миньку. — Как мать то твою зовут?
— Мамка. — Ответил Минька, не задумываясь.
Мужики переглянулись.
— Ну, а другие люди как её называли? — Попытался подсказать Афанасий.
Теперь задумался Минька. Та бабка, что жила с ними называла мамку «лахудрой», «шалавой» и другими некрасивыми словами. Как другие люди к ней обращались, он не помнил. Поэтому он пожал плечами:
— Не помню.
— Ну, а прозвище какое было?
Минька растерянно молчал.
— Тебя самого-то как зовут?
— Минька.
— Это — Митька, Дмитрий, что ли? Или Мишка — Михаил? А, может, от слова Микола?
Такими словами Миньку никогда не называли. Он вздохнул и опять пожал плечами.
