Никто не связывал пропавших людей и предшествующее этому исчезновению чаепитие или обед в доме старосты. И тут пришло спасение в виде меня — шанс уничтожить стаю. Но жадность взяла верх, и староста соврал о количестве оборотней, надеясь, что я справлюсь с парой и погибну, а тогда и платить уже будет ненужно или оборотни уйдут, опасаясь других охотников.
— Лэр Лис, все процедуры соблюдены. — сказал дознаватель
— Они сознались? — уточнил я.
— Да, сознались, но лишь старуха признала свою вину. — ответил мне старший инквизитор.
— Поэтому мы подарим ей более легкую смерть.
— Вы уже приняли решение? — спросил я.
— Да! Они заслужили смерть! Костер и виселица. — сказал один из прибывших инквизиторов.
— Тьма сгубила этих людей, извратила их. Это лишь сосуды для тьмы их тела будут сожжены, а пепел будет развеян.
Столб, с привязанным к нему преступником, народ сноровисто таскает хворост. Картина не самая приятная, но по-другому нельзя, с тьмой нельзя быть слабым.
Для старухи и вовсе в качестве казни определили виселицу, в роли которой выступил дуб, растущий вблизи главной площади. Накинутая веревка и мастерски связанная петля избавили инквизиторов от лишних хлопот. Площадь почти вплотную примыкала к деревенской ограде. С одной стороны шел высокий частокол деревни, а с другой тянулась лента реки с настилом речной пристани, к которой было пришвартовано несколько лодок рыбаков и баркас инквизиторов. В обычные дни площадь перед деревней пустовала, а в праздники служила местом ярмарки и гуляний для жителей близлежащих деревень.
Через час все было готово, и деревня замерла, ожидая казни. Лишь понимание, что огонь и виселица более жестокая казнь, чем топор или меч удержали жителей деревни от самосуда, поэтому сейчас они ждали, когда преступников настигнет заслуженная кара. На лицах людей не было сочувствия. Разве может идти речь о сочувствии и сострадании, если староста и его жена отправили на верную гибель немало жителей деревни.
Два дюжих инквизитора, по отмашке главного, зажгли вязанки хвороста, пламя нехотя занялось. Хворост медленно разгорелся, а привязанный староста задергался и завизжал, но веревки держали крепко, и вскоре пламя дошло до ног преступника. Вопли стали сильнее, я оглядел собравшихся людей, в их глазах не было сострадания. Гнев, ненависть, безразличие — в толпе можно было найти любое проявление человеческих чувств, кроме сострадания. Пламя дошло до колен, и преступник завизжал и задергался сильнее. Невыносимо и тошнотворно запахло палёной плотью, но народ это не смутило. Нравы здесь другие и казнь здесь воспринимают как развлечение. Инквизиторы плеснули в костры земляного масла из кувшинов, и пламя взметнулось вверх и поглотило старосту. Внезапно раздался хлопок, и голова старосты разлетелась как гнилой пень. Куски плоти отлетели на инквизиторов. Народ подался назад и зароптал. Старший инквизитор прикрыл глаза ладонью, словно его смутило такое проявление непрофессионализма со стороны палачей. Я видел в своей жизни много неприятных вещей, поэтому не отвел взгляд, а продолжил смотреть на казнь. Нет, я не был жесток и черств, просто эти твари хотели моей смерти и не только моей, они разменивали человеческие жизни и играли с тьмой. Приговор был жесток, но иначе нельзя. Прилюдное сожжение и виселица послужат людям примером того, что бывает, если пустить в душу тьму.
