Сафира решила не спешить и оценить тех, в чьей компании ей придется дойти хотя бы до первого публичного выступления. Девушка ее не впечатлила, техника достаточно слабая (кстати, совершенно незнакомая), а вот юноши были на удивление хороши. Один из них исполнял что-то вроде манерной латины, вихляющейся, скользкой, но смотреть на это можно было вечно — на это перетекание, скольжение, создающее впечатление, что в теле юноши совершенно нет костей.
Второй был уверенным в себе классическим «модернистом» — и тоже хорошо подготовленным.
Засмотревшись на коллег, Сафира не сразу поняла, почему все теперь смотрят на нее.
— Просим вас, госпожа… Севан, — маэстро даже вспомнил ее фамилию.
Под пристальным, жестким взглядом этого стервятника она немного растерялась. Казалось, все заранее выученные движения напрочь вылетели из головы. Это было даже не волнение — одуряющий страх. На нее смотрит главный балетмейстер империи, и это — не провинциальная студия, а репетиционный зал Имперского театра. Ее единственный шанс.
Сердце билось под самой шеей, но деваться было уже некуда.
Сафира встала в центре зала и попросила:
— Музыку, пожалуйста. Нажмите на кнопочку.
Венсан удивленно вытаращился и сделал жест одному из юношей. Тот с легким фырканьем повиновался, нажал на воспроизведение и слегка подпрыгнул, когда из колонки внезапно загрохотал At Vance — Only Human.
Сафира прикинула размеры зала и закрыла глаза. Только так можно было перестать бояться. Представить привычный спортивный зал в поселковой школе, позволить музыке подхватить себя, стереть весь страх. Импровизировать, добавляя новые элементы в идеально заученный танец.
Венсан отцепился от станка, скрючился, подпер рукой лицо и смотрел немигающим взглядом. Он был похож на хищника — злого, внимательного, поджидающего в засаде слишком самонадеянную дичь.
Музыка закончилась. Настолько неожиданно, что Сафира несколько секунд пыталась осознать, что происходит. А в зале висела тишина. Все просто молча смотрели на нее.
— Как минимум, это любопытно, — после минутной паузы, наконец, сообщил маэстро. Он, как все артисты, прекрасно владел лицом. Поэтому никак не выдал сейчас своего волнения. Это был даже не глоток свежего воздуха — это был шторм, который за три минуты вынес, вымел из его головы все самые скорбные мысли о судьбе театра. — Теперь хотя бы понятно, с чем я буду работать. Расписание репетиций получите завтра утром у моей ассистентки. В двадцать третьем кабинете. На сегодня свободны. А вы останьтесь… госпожа Севан.
