Мой брат Тони обожал реку, и ему часто доставалось за то, что он вместо школы весь день проводил здесь. Он прочесывал илистый берег в поисках сокровищ. Там попадались куски угля и дерева, а порой он находил косточку, которую приносил домой для соседских собак, или даже монетку, затерявшуюся в грязи. Братец возвращался, по колено испачканный высохшим серым илом, и мама отсылала его на улицу мыть ноги, чтобы он не тащил грязь в квартиру.
Маму очень беспокоило, что Тони столько времени проводит на реке. Она знала, что иногда он заходит в воду, чтобы вытащить деревяшки покрупнее для нашей печки. Дрова нам и вправду были нужны, но мама боялась, что однажды его собьет с ног волной от проходящего судна или смоет в реку и он утонет. Если он долго не возвращался, она начинала думать, что он увяз в топкой грязи или нашел что-то ценное и его избили и ограбили взрослые, которые зарабатывали на жизнь, собирая выброшенные на берег «сокровища». Иногда на реке находили и мертвецов: трупы тех, кто упал за борт, кинулся с моста или был убит. Мама до ужаса боялась, что Тони наткнется на труп. А вот сам Тони ничего не боялся. Он любил реку. Она его не пугала, как бы мать ни старалась его убедить. Он мечтал работать в доках, когда подрастет, – хотел быть как папа.
Нам очень повезло, потому что у нас был самый лучший папа во всем Бермондси – и даже в целом Лондоне. Великан с ярко-рыжими волосами и такой же рыжей густой бородой, с синими глазами и улыбкой, которая освещала все вокруг. Он не имел привычки напиваться в стельку, как большинство мужчин, живших в нашем доме, и никогда не бил нас. По словам мамы, она сразу поняла, что он хороший человек, когда познакомилась с ним на танцах, и оказалась права. Когда объявили войну, он сразу пошел записываться добровольцем.
Я все время беспокоилась о нем, но мама говорила, что с ним все будет хорошо, потому что в Бермондси мало рыжих. Значит, Боженька будет хранить его, чтобы поддерживать их число. Я сама не знала, верю ли в это, но изо всех сил цеплялась за надежду, что так оно и есть. Мама никогда не признавалась, что тоже переживает за папу, хотя не стеснялась говорить о том, как волнуется за Тони. Казалось бы, это должно было меня успокоить, но, будучи уже достаточно взрослой, я не могла не заметить, что мама легко говорила вслух о всякой чепухе, а о том, что действительно важно, предпочитала молчать. Я не представляла, что мы будем делать, если не станет папы. Я просто не могла себе этого вообразить, поэтому старалась не думать.
