Мы обнялись, он прижался небритой щекой. Только глаза и остались прежние на этом серовато-бледном, потерявшем округлость лице, — карие материнские глаза в темных ресницах. Видно, нелегко дались Василю прошедшие годы. На нем было длинноватое, не по моде, пальто в крупную елочку, белый шелковый шарф и светло-серая кепка — он ее носил, как на известных фотографиях Ильича, откинув назад вверх и чуточку примяв ее.
Росту Василь оказался небольшого, и вся его стать, вся повадка была какая-то городская, рабочая, будто не он десятилетним пацаном гонял гусей в сестриных сапогах и учил меня толочь и просевать махорку.
— Вот так-то, — сказали мы разом, поглядев друг на друга. — Вот так.
Василь признал себя и других на страницах журнала, разыскал мой адрес, прислал письмо. Почерк у него оказался крупный, четкий, с особенной законченностью в росчерках, какая бывает у деревенских людей, настойчиво учившихся грамоте.
Наверное, это было самое дорогое письмо за многие годы, хоть в нем и содержался откровенный упрек: как же это я не побывал до сих пор в Броварках?
И верно, как же? Откладывать дольше невозможно было, мы условились встретиться утром шестого ноября в Кременчуге, чтобы провести праздник у тетки Ивги. Это была единственная на ближайшее время возможность собраться всем; очередной отпуск Василь отбыл в феврале, лечился в санатории, следующего ждать было долго, а тут у него набиралось четыре свободных дня.
Однако не он один спешил домой к празднику. У автобусной стоянки на привокзальной площади творилось бог знает что. Люди, чемоданы, туго набитые мешки, кошелки — все ходило волнами, напирало, сбивалось и застревало в дверях автобусов под крики осипших шоферов и кондукторш.
Рейсы на Градижск были через каждые полчаса, и все равно трудно было рассчитывать оказаться на месте раньше вечера, а нам необходимо было попасть в Броварки к полудню, ни в коем случае не позднее, так сказал мне Василь, а почему — объяснять не стал, озабоченно улыбнулся: «Увидите…»
Он оставил меня у автобусов, подался куда-то ловить такси и вскоре подкатил, сияя победной улыбкой.
В машине сидело еще трое — мужчина в темно-синем пальто и темно-синей шляпе, с чисто выбритым дородным лицом, женщина, должно быть его жена, в розовой полупрозрачной косынке на пышно взбитых подкрашенных волосах и девочка лет пяти-шести, с целлулоидной безрукой куклой.
Оказалось, это был школьный товарищ Василя, одноклассник, они не виделись лет семнадцать, а сейчас вот столкнулись чуть не лбами у автомобильной дверцы.
