Понемногу в корчму набралось больше люду, они кидали по монетке в тарелку, стоящую на столе у Лизана, и садились послушать его истории. Лизан с легкой руки перешел к более веселым вещам, которые всем нравятся, и Пиме заходилась от смеха, слушая, как люди кушают липкую глину, утверждая, что она вкуснее кексов, начиненных засахаренными орехами и корицей. Ей приспичило сбегать по малой нужде – возможно ли усидеть на месте, слушая, как подробно и образно Лизан передает суть споров заморских врачей: однополы ли глисты, беспокоящие наш род, то есть мальчики они или девочки, и как сии многомудрые мужи копаются в дерьме, пытаясь это выяснить.
Историйки Лизана были недлинными, но удивительно занимательными, потому обеденное время не заставило себя ждать. Криступас тоже слушал с интересом, но позже подумал, что они ничему дельному научить не могут, это всего лишь прекрасное времяпрепровождение и короткая потеха. Ослу понятно, что от Лизана можно ждать чего угодно, но Криступас не верил, что у него в хранилищах памяти и ума не заныкано что-нибудь посерьезнее для тех, кто действительно этого достоин.
Тем временем Лизан под восторженные возгласы слушателей рассказывал, как в далеких южных странах по грибы ходят специально обученные свиньи. Закончив, он вытер рукавом вспотевший лоб и вздохнул свободнее.
– Пока все. Время подкрепиться.
Все поднялись.
– Прощай, Лизан, – сказал Криступас. – Все очень интересно. Только стоило ли из-за этого покидать могилу?
– Эх, Мейжис ты, Мейжис, – откликнулся Лизан. – Вы, Мейжисы, никогда не отличались понятливостью. Всякому ясно, что все, что ты слышал, не стоит и выеденного яйца. Это не подлинная жизнь. Но людям нужно и это. Сегодня ввечеру я приду к тебе и расскажу вам о куда более ценных вещах, которые открыл я сам, идя в полях навстречу холодному ветру.
Шторы на его глазах опустились. Казалось, он спит.
– Мы не муж и жена, – ответил Криступас. – И, по правде говоря, я не склонен тратить попусту время, слушая тебя.
– Ну а девушка? – спросил Лизан, поднимая набухшие, как у ящерицы, веки.
– Я бы хотела, – сказала Пиме. – Очень бы хотела. Приходите к нам, когда сможете, дядя.
– Хорошо. Я многое должен тебе рассказать. Мне не безразлична жизнь будущей Мейжене. Я ведь могильщик Мейжисов, мне надо знать о них все.
– С богом, дядя.
– С богом, Лизан.
Во дворе шинка Криступас сплюнул на землю, собирался было что-то сказать, но взглянул на небо и промолчал.
Лизан говорил:
