оСветское общество было бы прелестно,-говаривал М* по поводу царящих там нравов,-если бы члены его хоть сколько-нибудь интересовались друг другомп.
Нужно считать очевидным фактом, что человек в железной маске был братом Людовика XIV; в противном случае эта таинственная история становится полнейшей нелепостью. Очевидно и то, что Мазарини был не только любовником королевы, но (как это ни невероятно) и eе мужем, иначе невозможно объяснить тот безапелляционный тон, каким кардинал пишет королеве из Кельна по поводу ее решения в каком-то важном деле: оВам надлежало, государыняп, и т. д. К тому же старые царедворцы рассказывают, что за несколько дней до смерти королевы между ней и ее сыном произошло трогательное объяснение, сопровождавшееся слезами; надо полагать, что именно тогда мать и открыла сыну свою тайну.
Папа Ганганелли спросил у барона де Ла Уза, оказавшего ему кое-какие услуги, чем он может быть полезен барону. Ла Уз, хитрый гасконец, попросил подарить ему мощи какого-нибудь святого. Папа удивился такой просьбе, да еще исходящей от француза, но мощи подарил. У барона в Пиренеях было захудалое поместье, почти не приносившее до
ходов, потому что сбывать урожай было некуда. Он привез в свое поместье мощи святого и повсеместно дал об этом знать. Отовсюду съехался народ, начали совершаться чудеса, ближний городок заселился, провизия поднялась в цене, и доходы барона утроились.
Король Иаков, живший после изгнания в Сен-Жермене только на щедроты Людовика XIV, наезжал в Париж, чтобы лечить от золотухи возложением рук - он ведь считал себя и королем Франции.
Г-н Серутти сочинил стихи, где была такая строка: О старец из Ферме, о пан-шартренский старец. . .
Даламбер, прочитав его рукопись, изменил эту строчку таким образом:
О старец из Ферме, старик из Пан-Шартрена. . .
Пятидесятилетний г-н де Б* женился на тринадцатилетней мадмуазель де С*. Во время этого сватовства о женихе говорили, что он жаждет занять должность куклы мадмуазель.
Некий очень глупый человек, вмешавшись в беседу, сказал: оМне пришла в голову мысль!. - оДа ну?п,-воскликнул некий острослов.
Милорд Гамильтон, большой оригинал, однажды напился в какой-то английской харчевне, убил слугу и поднялся к себе, так и не поняв, что он натворил. Перепуганный хозяин заведения прибежал к нему с криком: оМилорд, вы убили моего слугу)п.-оПоставьте его в счетп.
К шевалье де Нарбонну подошел некто весьма назойливый и с неприятной фамильярностью сказал: оДдравствуй, мой друг, как ты поживаешь?п. - оЗдравствуй, мой друг, как тебя звать?п,-отпарировал шевалье.
