В.С. Высоцкий. Слово прощания | страница 9



В песнях у него не было ограничений - слава богу, магнитная пленка есть в свободной продаже. Он кричал свою спешную поэзию и этот магнитофонный крик висел над всей страной - "от Москвы до самых до окраин".

За его силу, за его правду, ему прощалось всё. Его песни были народными и сам он был народным артистом, и для доказательства этого ему не нужно было предъявлять удостоверение.

Он предчувствовал свою смерть и много писал о ней. Она всегда представлялась ему насильственной. Случилось по другому: его длинное сорокадвухлетнее самоубийство стало оборотной стороной медали, его яростного желания жить.

Что же до того, что Владимир Высоцкий всячески отмежевывался от движения самодеятельной песни, то, как мне кажется, и говорить об этом не стоит. Он сам с собой расплачивался и сам своё получал. Просто это было его личное дело.

"Я ИЗ ДЕЛА УШЕЛ..." СТИХИ и ПЕСНИ - 1

И снизу лёд, и сверху - маюсь между.

Пробить ли верх иль пробуравить низ?

Конечно всплыть и не терять надежду,

А там за дело, в ожиданьи виз.

Лёд надо мною, надломись и тресни,

Я весь в поту, как пахарь от сохи.

Вернусь к тебе, как корабли из песни.

Всё помня, даже старые стихи.

Мне меньше полувека - сорок с лишним,

Я жил тобой и Господом храним.

Мне есть, что спеть, представ перед Всевышним

Мне есть чем оправдаться перед ним...

Я при жизни был рослым и стройным,

Не боялся ни слова, ни пули,

И в обычные рамки не лез.

Но с тех пор, как считаюсь покойным,

Охоромили меня, изогнули,

К пьедесталу прибив - Ахиллес".

Не стряхнуть мне гранитного мяса,

И не вытащить из постамента

Ахилесову эту пяту.

И железные ребра каркаса

Мертво схвачены слоем цемента,

Только судороги по хребту.

Я свалился косою саженью -

нате, смерьте!

Я не знал, что подвергнусь суженью

после смерти,

Но в обычные рамки я всажен

(на спор вбили)

А косую неровную сажень -

распрямили.

И с меня, когда взял я да умер,

Живо маску посмертную сняли

Расторопные члены семьи.

Я не знаю, кто их надоумил,

Только с гипса вчистую стесали

Азиатские скулы мои.

Мне такое не мнилось, не снилось,

И считал я, что мне не грозило

Оказаться всех мертвых мертвей.

Но поверхность на слепке лоснилась,

И могильною скукой сквозило

Из беззубой улыбки моей.

Я при жизни не клал тем, кто хищный

в пасть палец,

Подойти ко мне с меркой обычной

опасались,

Но по снятии маски посмертной

тут же в ванной,

Гробовщик подошел ко мне с меркой

деревянной,

А потом, по прошествии года,

Как венец моего исправления -

Крепко сбитый литой монумент

При огромном скопленьи народа