— Отец, ты бренди пьёшь? — поинтересовался адмирал.
— Чего за бренди такая? — спросил игумен, с любопытством разглядывая кучу снеди на столе.
— Сейчас узнаешь, — улыбнулся Костя, доставая стеклянные стопки.
Минут через тридцать охмелевший игумен, покончив со своими расспросами о неизвестных ему продуктах, начал сам охотно рассказывать гостям обо всех местных новостях, не забывая при этом отдавать дань гостинцам.
— Бедновато тут у вас, — сказал адмирал, после очередной опустошённой стопки.
— Так откуда ж богатству-то взяться? — стал жаловаться настоятель, — монастырской братии всего с дюжину человек наберётся, холопьев своих почти нет, а чужие обидеть норовят. То тони наши займут, то сети отымут. А в прошлом годе солеварню подожгли. Хорошо вовремя заметили, потушить успели.
— А сёл отписанных разве не имеете?
— Имели, а что толку? То мурмане нападут и всё пожгут, то холопья сами уходят куда подальше, а кто и остаётся, много ли с них возьмёшь?
— И что, часто мурмане нападают?
— Редкий год, если ватажка из двух-трёх десятков этих нехристей в здешних землях не отметится. А самая большая напасть случилось почитай шестьдесят три года назад. Понаехали черти на шнеках, прости мя Господи, — перекрестился настоятель, — числом в полтыщи и по всем берегам церквушки, погосты и сёла пожгли да пограбили. В ту пору два боярских сынка Марфы Васильевой здесь находились, Онтон и Филикс. Мурмане живота их лишили, а тела в воду бросили. Прежний настоятель тела отроков выловил и похоронил. Сильно Марфа убивалась по своим сыновьям. На месте их погребения велела церквушку выстроить и деньги большие дала. И то — дело, прежнюю мурмане сожгли. Много она монастырю тогда милости оказала, и сёла отписала, и ловчие места, и пашни… А нынче тут Борецкие командуют. Их купцы приезжают только соль да рыбу забрать, и то норовят каждый раз деньгу утаить…
— Борецкие? — услышал адмирал знакомую фамилию, — а Феликс и Антон разве не сыновья Марфы Борецкой?
— Окстись, дон! — игумен пьяно замахал на него руками, — какие дети? Борецкая тогда ещё на свет народиться не успела. Зато сейчас вцепилась в эти земли, словно пёс оголодавший в брошенную ему кость. Но ничего, поговаривают недолго ей осталось… Четыре года назад ейный сынок Дмитрий супротив Москвы выступил, рать большую собрал. Москвичи же двумя дружинами шли, одной командовал князь Даниил Холмский, а другую вёл сам Великий князь Иван Васильевич. Хотел Борецкий разбить их порознь. У Холмского десять тысяч воинов было, а у Ивана Васильевича двадцать…
