— Не так, сынок, нужно с захлестом!..
Только одно слово сказал, а затем бросил шишку. И все. И у меня получилось. До сих пор чувствую, будто весь он в ту легкую минуту передался мне.
Виктор Кузьмич посмотрел на Федора — понимает ли? Но тот сидел не шелохнувшись, смотрел на ринг. Моргнул и как бы между прочим сказал:
— Отец — это хорошо… Коля Груднев побежал своего встречать. Но это хорошо, когда он есть. А мне безразлично, мама рассталась с отцом, когда мне было семь лет. Потом они пытались наладить, вернее, отец пытался, но ничего не получилось. Даже теперь я толком не знаю, почему они расстались… Вскоре мама замуж вышла за военного летчика, и отец даже писем не присылал. А когда отчим разбился, он приехал.
— Ты разговаривал с ним?
— Нет. Я ушел из дому. Может, даже месть была, не знаю.
— Месть отцу?
— Я ведь помню, как завидовал пацанам, у которых были отцы… В школе один гаденыш издевался, был старше меня и вечно — со своими «мальчиками». Я ничего не мог сделать, я превратился в жалкое существо, в самого несчастного школьника на свете. Потом он бросил школу и куда-то исчез — говорили, подался на стройку, где-то под Ленинградом. Я долго его не видел. А сегодня встретились — маленький, хилый, без слез не взглянешь…
— Ты считаешь, отец мог вступиться за тебя?
— В том-то и дело, что не мог, он мне был нужен для другого…
К ним подбежал Володя Дубинский, попросил тренера, чтобы тот разрешил ему посекундировать Бардина, но Виктор Кузьмич отказал — у Бардина сложный противник.
— Все, пора, — сказал он Федору. Перекинул полотенце через плечо и пошел по проходу. Федор двинулся за ним и неожиданно увидел Митько, а рядом с ним — кто бы мог подумать! — пристроился Арик. Оба молчали, смотрели на сцену.
— Твой Митько! — шепнул Дубинский.
Федор хотел пройти мимо, не собираясь разговаривать с противником до боя, — все слова в такую минуту покажутся фальшивыми, кроме того, Митько — признанный лидер, и, разговаривая с ним, ты себя почувствуешь так, будто просишь в долг. Но Митько сам повернул голову и посмотрел на Федора. Его продолжительный взгляд был внимательным и чуть-чуть насмешливым. Легонечко задел коленом Арика, тот встрепенулся и тоже посмотрел на Федора. И сострадательно произнес:
— Шел бы ты домой, Федя, а то мне страшно за тебя.
Митько смотрел на него, потом переводил глаза на Федора, и было видно, как в этих глазах вспыхивали радостные огоньки. В Опалеве росла ненависть к Арику: раньше этот удалец сам расправлялся с теми, кто послабее, а теперь находил самых сильных и грозил уже не своими кулаками.
