— А все потому, что ты не мужчина, а тряпка!.. Столько лет мучились, ждали, а теперь никакой радости!
Дети носятся как угорелые. Снуют из сеней в комнату, из комнаты в сени, царапают позеленевшие от сырости стены, постукивают по закопченной трубе.
Вдруг из темени забитой сажей трубы вырывается черное чудище.
— Ой, мама, мамочка! — вопит Бенони, быстро прячась за юбку матери.
Михэлука окаменел… Он не кричит. Такая уж у него теперь привычка: что бы ни случилось — молчать…
— Сова!..
Напуганная птица ударяется о потолок и вылетает в открытую дверь.
— Сова! Сова! — кричит Михэлука и выбегает во двор.
Испуганная тетка отплевывается.
— Видать, тоже отсиживалась в убежище, — смеется дядя.
Но тетка сразу мрачнеет и спешит выйти. Всю ее радость как рукой сняло.
Михэлука и Бенони носятся вокруг избушки и швыряют комьями в полусгнившую крышу. Но сова словно сквозь землю провалилась.
— Не стоит привозить камыш, — заявляет тетка, собираясь уходить. — Надо будет на этом же месте новый дом поставить.
— Да, место подходящее, — соглашается дядя.
— Пусть старый черт и не надеется! — ворчит тетка. — Будь он хоть трижды адвокатом, а я все равно на него в суд подам. Подожду только, пока он документы в трибунале заверит. Завтра же запряги коня в шарабан и отвези барина в город. Я не дам ему увильнуть. Не хочу, чтобы мы до самой смерти на чужих людей спину гнули.
— Мамка, пусть он нам лучше отдаст свой дом!.. — вмешивается в разговор Бенони. — Ведь он живет один, а нас во-о-о-он сколько!
Но мать сердито одергивает его.
— А ты зачем в разговор встреваешь?.. — кричит она и отвешивает сыну подзатыльник. — А тебе что надо? Что все ходишь да подслушиваешь, лисенок? — набрасывается она на Михэлуку. — Зачем за мной увязался? Сию же минуту оба марш домой, а то ноги переломаю! — грозит она и тут же смеется: — А вдруг этот молокосос отправится к старому барину и пригрозит ему профсоюзом?
Михэлука тоже готов рассмеяться. Но дяде совсем не весело. Мрачно уставившись в землю, понуро шагает он за теткой. Потухшая цигарка прилипла к уголку губ.
Михэлука мчится к широко распахнутым воротам усадьбы, а Бенони то и дело его задирает, ему все хочется побаловаться. Да какие у него могут быть заботы? А вот Михэлуке не до шуток. Выходит, что, хотя старый барин и подписал бумагу на домик и луговину, дядя и тетка все равно недовольны? А кто такой этот «профсоюз», о котором все время толкует Томека? Может, это тоже барин, да еще поважнее самого господина Кристу?
