— Убирайся, дура, и оставь меня в покое!
Не открыл он дверь и тогда, когда Олимпия вдруг в полночь принялась как сумасшедшая дергать дверную ручку и со слезами умолять барина выйти и утихомирить молодого барчука, который задумал злое дело против их молодой прислуги Рафилы.
— Помогите, барин! Спасите ее! Они застрелят несчастную! Отвели в тир и прикрепили мишень над самой ее головой! Бегите, барин, быстрее, там и немецкие господа офицеры, все пьяные в стельку, на ногах не держатся… Выпалят мимо цели и убьют несчастную…
Но старик словно не слышал и не понимал, что ему говорят. Втянув голову в плечи, как филин, сидел он на кровати, только глаза дико поблескивали.
— Грех, барин! Ох, какой грех! Пожалейте несчастную, спасите ее!..
Владелец Крисанты не сдвинулся с места и ничего не ответил, даже когда Олимпия стала проклинать барина самыми страшными проклятиями: «Сгореть тебе в адском пламени, да так, чтоб следа не осталось от всего твоего рода!» Затаив дыхание он только думал о том, как бы уберечь золото, и дрожал от ужаса при одной мысли, что Емилиан может передумать и забрать обратно золотые монеты.
Перед самым своим отъездом Емилиан пришел и попытался поговорить с отцом. Но, убедившись, что старик в спальню его не впустит, пнул изо всех сил дверь ногой и крикнул:
— Послушай, Vater, я надеюсь, что оставил свое добро в хороших руках… Но, если надумаешь меня обжулить, тебе придется горько раскаяться! Я вернусь, и мне понадобятся деньги. Так что не играй с огнем! А припрятать золото ты сумеешь, в этом я уверен!
С отъездом Емилиана в усадьбе воцарилась мертвая тишина, особенно после того, как покинули ферму и немецкие офицеры. Старый барин облегченно вздохнул, когда увидел, что они уезжают со всем своим багажом и денщиками, Может быть, их отправили на фронт, откуда все чаще приходили плохие вести?
В усадьбе все было перевернуто вверх дном: окна выбиты, зеркала расколоты, а персидский ковер в гостиной имел такой вид, словно на нем валялось стадо свиней. Вино наводнило погреб, вся домашняя птица исчезла.
Но самое худшее натворил Емилиан в последнюю ночь…
Старый Крисанта лишь теперь очнулся от овладевшего им в те дни тупого оцепенения. Оказывается, Емилиан не только пустил по ветру родительское добро — он еще бесстыдно надругался над слугами. Как бешеный пес, набросился на самую молодую из прислуг — Рафилу… Рафиле недавно исполнилось семнадцать лет. Десятилетним ребенком привезли ее в усадьбу вместе с братом Гаврилой — оба они были круглыми сиротами. Других родственников, кроме брата, у девочки не было, и покойная госпожа Крисанта привезла ее из деревушки с севера Молдовы, из-под Солки, чтобы вышколить горничную себе по вкусу. Умная девочка быстро со всем освоилась, многому научилась и вскоре в точности выполняла все прихоти хозяйки. Рафила выросла вместе с Емилианом, который был старше ее на пять лет, и умело вела хозяйство. После смерти барыни она оказалась очень полезной в доме. Рафила умела хорошо вышивать и даже шить верхнюю одежду и тщательно убирала господские комнаты. Жилось ей, пожалуй, лучше, чем другим слугам. Даже Емилиан, который тогда еще не совсем распоясался, вел себя так, словно она не была простой прислугой. Да и старый барин, несмотря на свою скупость, каждую пасху не забывал купить ей платье из дешевого шелка и туфли на тонкой подметке. Рафиле даже в голову не приходило, что она могла бы требовать за свою работу еще и жалованье. Да и брату ее Гавриле ничего не платили. Просто старый барин освободил его от военной службы и посулил подарить на свадьбу пару волов и два погона
