Таганай | страница 3



Воронов принимает сидячее положение. Он с сожалением ощупывает свои избитые ступни. Каблук на втором сапоге, по примеру собрата, кажется, тоже намеревается почить в этом лесу. Рукава камзола окончательно превратились в отрепья и приказчик, накручивая отдельные лоскуты вокруг пальца, по одному отрывает их, дабы они не цеплялись за кусты при движении.

Через маленькую прореху в низких серых тучах сверкнул лучик утреннего солнца. Воронов, щурясь, глянул на небо, затем на стволы близлежащих елей, чьи промокшие лохматые ветви, тяжело склонились к земле, и внезапно наткнулся на глаза другого существа.

Ледяной холодок промчался по спине от неожиданности, но Воронов не издал ни звука, дыхание перехватило на лету.

Желтые блюдца больших звериных глаз, не мигая, уставились на него, будто из ниоткуда. Ни справа, ни слева от них не росло ни куста, ни деревца! Желтые глаза словно повисли в воздухе в черноте еловой чащи. На беглеца враждебно смотрели глаза из другого мира.

Приказчик одеревенел, наблюдая столь необычную картину. За неделю, что он провел в узилище безликих, он вкусил много новых коробящих душу ощущений. Поэтому отвечать за точность сигналов, принимаемых его сознанием, изможденным пытками и дерзким бегством, он бы сейчас не стал.

А может, это просто два листика? Слишком неподвижны. Слишком странно неподвижны! Их пригнал ветер, листья упали на невидимую паутину и образовали такой причудливый натюрморт. А может все проще – он сходит с ума!?

Приказчик начал медленно, стараясь не нарушить хрупкий баланс, возникший на этой лесной полянке, отползать в сторону. Глаза по-прежнему глядели прямо в него, прожигая дырки. Воронов уже не сомневался, что перед ним никакие не листья, а живое существо. С каждой секундой особое внимание к его персоне со стороны зверя из ниоткуда добавляло нервозности. Однако приказчик продолжал потихоньку свое отступление. Воронов уже отполз на десяток саженей от пня, когда желтые блюдца моргнули и слегка переместились в пространстве.

Для расшатанных в конец нервов Воронова этого было достаточно. Паника, таившаяся последнее время в паре шагов от его разума, с размаху распахнула дверь в основное помещение мозга своей жертвы. Приказчик, обуреваемый шквалом эмоций, сначала открыл широко рот, будто набирая воздуха, а затем, издав пронзительный вопль, вскочил, словно ванька-встанька, на ноги и помчался прочь, оглашая всю округу высокими нотами бесконечного ужаса, который он испытывал сейчас.