Он наклонился и, погладив ее живот, коснулся карточкой ее лобка. Оля хихикнула и чуть отвела ногу в сторону. Губки заиграли, мужчина посмотрел на них и провел карточкой межу ними, словно проводил через платежный терминал.
— Помнишь номер своей карточки?
— Да, — Оля часто использовала ее для расчетов, поэтому выучила наизусть.
— Продиктуй.
Она назвала номер, мужчина вбил его в свой телефон. Через несколько секунд ее телефон пропиликал, сообщив, что пришел платеж. Но Оля не поднялась, чтобы проверить сумму, а только сказала:
— Платеж принят.
Он лег рядом, а она, прижавшись к нему как к мужу, потянулась за поцелуем.
Все изменилось, мир перевернулся. Теперь ее дом стал пустым, он стал чужим. Она возвращалась в свою квартиру, где когда-то смеялась и радовалась, но сейчас он был холодным. Кроме тревоги в душе она ничего не испытывала.
Привезли кровать, что Оля заказала для Вадима, рядом установили беговую дорожку, а к стене прикрепили поручни, за которые можно держаться.
— Скоро, милый, — говорила Оля, проверяя, все ли готово к его возвращению.
Состоялся еще один суд. Один раз судебные приставы приехали к ней домой. Двое вооруженных автоматами полицейских, словно она преступник, все время простояли в коридоре, пока Оля показывала квартиру приставу. Подписали план погашения, в этот же день она внесла в кассу небольшую сумму в счет долга.
Оля была довольна тем, что банки с ней судились. В этом случае проценты замораживались, и сумма долга уже не росла.
— Давай, я покормлю тебя мороженым, — предложил мужчина.
Она была в номере, с мужчиной был его друг, но Олю это не смущало. Она кивнула, мужчина встал и повязал салфетку, закрыв ее глаза.
— Открой ротик.
Оля так и сделала. Чайная ложечка коснулась губ, она еще чуть шире приоткрыла губки и с удовольствием слизала содержимое. Мороженое таяло, иногда оно капало ей на грудь, и тогда сладкая белая струйка стекала вниз. Она испачкалась, словно маленький ребенок, который неуклюже держит ложку и с трудом попадает ею в рот.
Она ушла умываться, посмотрела на свою сладкую грудь, довольное лицо. Сразу стало противно. Оля вспомнила, кто она есть и что тут делает. Мысль скользнула к Вадиму, и тут в груди раздался вопль: «Проститутка, мерзкая шлюха, развратница, дрянь…».
— Да, я дрянь, — на нее из зеркала смотрело уже не такое довольное лицо. Появилось желание сделать себе больно, чтобы ощутить полноту своего унижения.
Оля умылась, привела себя в порядок и, еще раз посмотрев на свое отражение, сказала:
