Скоро он окреп и оправился. «Братьев-щенят», как шутливо называли пастухи Никия и Келтила, ставших неразлучными друзьями, к работе не неволили, но мальчика самого тянуло войти в общую жизнь и принять участие в общей работе. Он охотно выходил на пастбище вместе с пастухами, когда еще только светало и трава была совсем седой от росы; в полдень помогал загонять стадо куда-нибудь в тень — под скалы или под купу старых вязов, гостеприимно приглашавших укрыться от зноя под их сенью, — а вечером распределять овец по загонам. Загоны устроили на вершине большого холма, недалеко от хижины Евфимии, в первый же день по прибытии на пастбище, с помощью кольев и толстых сетей, которые везли за стадом. Пастухи учили его плести корзины из гибких ивовых ветвей и сандалии из камыша. Свою первую работу он поднес Евфимии, которая сказала, к великой радости мастера, что таких превосходных сандалий у нее никогда не бывало, и попросила поскорее изготовить еще новую пару. Он выучился делать дудочки и наигрывать на них старинные кельтские мотивы; украшал затейливой резьбой толстые, загнутые крючком посохи, с которыми пастухи никогда не расстаются; приносил им холодной ключевой воды из родника, бившего возле хижины; делал из тыкв-горлянок миски для Евфимии и фляги для пастухов; чинил собачьи ошейники; туго, чтобы не было морщин, обтягивая мягкой кожей шляпки гвоздей, острия которых грозно торчали наружу: волк, напоровшись на такой ошейник, никогда больше не осмеливался кинуться на собаку — так, по крайней мере, утверждали пастухи.
Больше всего, однако, проводил он времени с Критогнатом. Старик полюбил мальчика, и Никий всей душой откликнулся на эту любовь. Критогнат учил его всему, что знал сам. Он приводил Никия на маленький пчельник, устроить который его заставила Евфимия («Катон был злая свинья, слов нет, но в уме ему отказать нельзя. Что он говорил? «Римляне правят миром, а римлянами правят их жены!» Женщину не переспоришь. Потребовался ей мед — нужен, видишь ли, больным, да и здоровым полезен, — пришлось заводить пасеку»), рассказывал о пчелах, об их жизни и нравах, о том, как ловить молодые рои, вынимать мед и убирать пчел на зиму. Но охотнее всего учил он Никия тому, как лечить больных людей и животных: показывал ему целебные травы и объяснял, от какой болезни какая помогает; учил приготовлять мази и отвары, перевязывать раны, вправлять вывихи и накладывать шины на сломанную ногу или руку. Никий хорошо усваивал уроки «дяди Крита». Мальчик был любознателен, а кроме того, он по-детски радовался, что будет таким же, как дедушка. Келтил все время ходил забинтованный: у него была перевязана то спина, то голова, то лапы. Щенок с крайним отвращением соглашался служить науке, но, когда дело дошло до того, чтобы вложить его заднюю лапу в шины, «будто она у тебя сломанная», пес решительно отказался признать этот вымысел за правду и начал упорно огрызаться. Просьбы и уговоры не помогали. Евфимия, долго наблюдавшая за оживленным диалогом огорченного врача и упрямого пациента, посоветовала наконец Никию поучиться не на собачьей лапе, а на ее руке.
