— Я видел, как тебе улыбалась эта старушка, которая подавала на стол, и тот здоровенный молодец — пахарь. Что-то я не помню, чтобы рабы дарили такими улыбками виликов.
— А я им тоже улыбаюсь, Тит. Ваш Катон…
— Я сказал тебе, что я не римлянин.
— Прости. Катон советовал раба сытно кормить и тепло одевать. Хорошей еды и теплого хлева мало даже скотине: Спор вот уверяет, что волы будут плохо работать, если с ними не поговорить, не погладить их, не осведомиться, как они себя чувствуют. А человек и подавно требует доброты и внимания.
— Доброты! Внимания! — Тит с трудом процедил эти слова, словно они превратились у него во рту в какую-то вязкую, скользкую массу, которую он не мог ни проглотить, ни выплюнуть. — Ты еще веришь, что на земле есть доброта? И здесь тебя не все любят.
— У тебя зоркие глаза, Тит! Этот юноша так намаялся за свою жизнь, что он все время ждет, когда же я полосну его ремнем. И ждет с некоторой надеждой: это оправдает его представление обо всех хозяевах. Составилось, знаешь, по опыту. Расстаться трудно.
— А тебе никогда не хочется, чтобы эта надежда осуществилась? Я бы порадовал юношу.
— Нет, не хочется. У Карпа хорошее сердце. За нашу старушку Гликерию он жизнь отдаст; с Никнем все время возится, как самый нежный старший брат.
— А кто это Никий?
— Мой внук.
— А!
Разговор оборвался. Тит пристально глядел в глубину сада. Молоденькие яблоньки, уже успевшие раскинуть свои ветви, шли правильными рядами; аромат спелых плодов стоял в воздухе. Со двора донеслось мычание коров; заблеяли овцы; задорно пролаял Негр. Во всю мочь заголосил петух; гуси откликнулись недовольным гоготом. Потянуло дымком от очага.
— Дионисий, тебе хорошо в этой стране? Она ведь тебе чужая.
— Чужая? Нет, она стала мне родной. Я прижился тут; я полюбил здешних людей, и они любят меня. Я и врач и сельский хозяин. Дело, дорогое сердцу, людская любовь, покой — чего мне еще на старости лет? Я здесь дома.
— Дома! — Тит резким рывком приподнялся и сел на своем ложе, нагнувшись вперед; на побелевшем лице шрам казался узенькой полоской крови. — При нашей первой встрече ты назвал меня странником. Да, я странник, я пасынок на этой земле, которую предки мои сотни лет поливали своим потом и своей кровью. Кто отстоял Италию от Ганнибала? Римляне? Много бы они сделали без нас, италиков! Кимвры! Ты знаешь, что осталось после них в Галии? Земля, утоптанная, как ток для молотьбы, и горы трупов. Кто уничтожил эти орды? Ты знаешь, что под Массилией
