— Поезжай и посмотри, Метелл. Ты же хозяин.
— Ох, нет! Я только что начал как следует работать: стихи так и текут. У меня полно дел и без этих хозяйственных пустяков. Нет, нет, я не поеду. Кого бы послать?
— Ну, давай я съезжу. Это далеко отсюда?
Разговор происходил в усадьбе Метелла под Неаполем.
— Ах, Дионисий! Тебе суждено быть моим спасителем! Миль пятнадцать — двадцать. Я прикажу заложить реду.
— Пришли только ко мне сейчас же раба, который пришел.
В комнату вошел тщедушный старик. Глаз даже менее изощренный, чем глаз старого врача, сразу определил бы, что человек этот всю жизнь работал больше, чем было по его силам, ел меньше и хуже, чем нужно человеку, и жил в помещении, которое мало чем отличалось от плохого хлева. Неопределенного цвета туника с обтрепанным подолом, в заплатах и дырах болталась на его узких плечах, словно он ее не надел, а повесил на себя. Ноги повыше щиколоток, как браслетом, охвачены были широкой белой полосой: неистребимый след от колодок, которых долго не снимали. Коричневый цвет лица, узкие, чуть вкось поставленные глаза, прямой короткий нос и толстые губы выдавали египтянина. Он молча и низко поклонился Дионисию. Дионисий заговорил с ним по-египетски. Старый раб зарыдал и, упав на колени, прижался головой к руке врача.
Часа через два реда[39], нагруженная хлебом, мукой, бобами, салом и новой одеждой, катила к Старым Вязам. Гармис в новой тунике, в плаще с рукавами и капюшоном правил парой бойких мулов, чуть касаясь их иногда кончиком бича. Он вымылся в бане, был сыт, впервые в жизни его одели в теплую, удобную одежду. Он вез хорошую еду изголодавшимся товарищам. С ним разговаривали на родном языке, услышать который он уже не надеялся, разговаривали с улыбкой, ласково. Старик и недоумевал, и радовался, и боялся. Боялся, пожалуй, больше всего: очень уж непривычно все обернулось.
Если бы Дионисий говорил с Гармисом по-гречески или по-латыни, тот, пожалуй, кое о чем и умолчал бы, но слышать родной язык и говорить на нем было так сладостно, что старый раб забыл всякую осторожность и говорил, говорил, изливая все свои наблюдения, поверяя все обиды своих собратьев-рабов. Дионисий узнал, что Старые Вязы имение маленькое: югеров[40] шестьдесят, не больше. Рабов четверо.
— Спор, пахарь, какой сильный был! Схватит меня, бывало, на руки и давай подкидывать. Как мячиком играл. И хоть бы что ему, даже не задохнется. Теперь-то у него сил как у новорожденного щенка: оголодал. Я и то сильнее — добрел вот до хозяина, он бы не смог. А только подкормить его — ого, как будет работать! Спор рассказывает, что он с какой-то большой реки, больше Нила. Ведь врет, господин? Больше Нила реки нет, правда?.. Еще кто? Карп из Сирии, из города… как его… из Анха — есть такой город.
