Правители Франции XVII-XVIII века | страница 24



Вслед за ним один за другим выступили председатели сословных делегаций, а затем все взоры устремились в сторону главного «виновника» созыва Генеральных штатов — принца Конде. Богатейший человек Франции, принц Конде отличался невероятной скупостью и безграничными амбициями. Он открыто претендовал на высшую власть в королевстве. Не обладая полководческими талантами, Конде видел себя по меньшей мере коннетаблем Франции, то есть верховным главнокомандующим, вторым лицом в государстве — своего рода вице-королем. В этом его желания шли вразрез с аналогичными притязаниями Кончини-д’Анкра. Именно от него ждали развернутого выступления по всем насущным вопросам. К всеобщему удивлению, надменный принц не обнаружил никакого желания взять слово.

После затянувшейся паузы заседание было объявлено закрытым. Теперь предстояла напряженная работа по сословным палатам, каждая из которых должна была выработать свой наказ королю. В середине ноября 1614 года возник довольно острый конфликт между второй (дворянской) и третьей (буржуазной) палатами по вопросу о так называемой полетте — ежегодном денежном взносе чиновников в казну за занимаемую ими должность. По существу, чиновничество получало должности в неограниченную собственность. Дворянская палата включила в свой наказ требование об отмене полетты, а третье сословие, не желавшее отказываться от этой бенефиции, настаивало на ее сохранении. Со своей стороны, буржуа выдвинули требование сократить пенсии и другие многочисленные выплаты дворянству. Возник своего рода «межклассовый» конфликт, урегулировать который удалось епископу Люсонскому (будущему кардиналу Ришелье), склонившему обе палаты к компромиссу.

Конфликт по вопросу полетты и пенсий не был единственным в ходе работы Генеральных штатов. В декабре 1614 года произошел инцидент — на этот раз между третьим сословием и блоком духовенства и дворянства. Суть конфликта сводилась к требованию третьего сословия укрепить суверенные права королевской власти, осудив все попытки ее ограничения как внутри Франции, так и извне. «Король — суверен Франции, — гласила резолюция третьей палаты. — Он обязан своей короной одному только Господу Богу. Нет на земле никакой другой силы… которая имела бы право на его королевство и которая могла бы лишить его короны, равно как и освободить его подданных под каким бы то ни было предлогом от верности ему и повиновения».

Всем стало ясно, что это требование направлено, с одной стороны, против эгоистических, местнических поползновений аристократии, пытавшейся отстоять свои древние права, а с другой — против претензий Святого престола диктовать свою волю галликанской церкви и королю Франции.