Стенка стояла как неприступная скала.
А на первом уроке следующего дня в зале были второклассники. Наш, тогда еще четвертый «Д» спокойно – беспокойно, на самом деле – сидел на музыке, и о происходящем в зале я знаю с чужих слов. Паландреич, недолго думая, выдал малявкам обручи, скакалки и сгреб оба их класса в другую половину зала, где ничто даже теоретически не должно было ниоткуда отвалиться.
Ровно в восемь пятьдесят четыре – не за две, а за одну минуту до «часа икс», просто потому что физрука задержал кто-то из мальчишек – он размеренным шагом двинулся через зал к шведской стенке. Точно в восемь пятьдесят пять он занял наблюдательный пост рядом – не слишком близко, чтобы не задело, но и не далеко.
Он бросил взгляд на секундомер, тот показывал «восемь пятьдесят шесть». И именно тогда лестница действительно рухнула – вместе с кусками гипсокартона или какого-то другого, недостаточно прочного материала, из которого не должны были возводиться стены спортзала. Раздался оглушительный грохот, поднялись тучи пыли.
Слегка обалдевший Паландреич повернул голову и увидел четыре дыры или, лучше сказать, вмятины, в стене. Перед ним лежала шведская стенка. Под ней – оборванная веревка с красными флажками.
Второклассники в дальнем углу вопили и бесновались.
После этого Богдан стал героем.
Дашка водила в спортзал экскурсии, демонстрируя упавшую стенку. Это сопровождалось рассказом о том, что именно она отжималась на ней последней – что являлось правдой – и что Богдан по сути ее спас – что было довольно спорно.
Богдану приходилось несладко. Во-первых, все рвались на него посмотреть, потрогать и сделать с ним селфи. Во-вторых, каждый первый хотел увидеть свое будущее – мы с Колькой, разумеется, не стали исключением, а про девчонок и говорить нечего. И если на первое Богдан кое-как соглашался, понимая, что не отстанут, то от второго отказывался наотрез. Кончилось тем, что ему стало плохо от переизбытка внимания, он даже дня четыре не ходил в школу.
Пока его не было, учителя, завучи и даже директор старательно разъясняли нам, что у таких людей ранимая психика, восприимчивая нервная система, и тому подобное. Короче, если мы – люди и не хотим, чтобы у Богдана поехала крыша, мы должны оставить его в покое. А кто не поймет – пусть приходит в школу с родителями. Чьих-то родителей вроде действительно вызывали.
После предпринятых мер явные домогательства к Богдану прекратились, но доставать его исподтишка продолжали почти до конца учебного года. Однажды он объявил, что готов смотреть будущее – но не задаром. Сеанс стоил пятьсот рублей. Деньги для нас были немаленькие, и желающих поубавилось. Но особо упорные и богатые, наоборот, обрадовались. Правда, ненадолго.
