Само собой. Все имеет свою цену. Почему русские должны быть исключением?
Том
Карлавеген, центр Стокгольма, январь 2014
Том Бликсен осушил бокал с вином до последней капли, преувеличенно лихо поставил его на стол и только тут заметил, что Ребекка на него смотрит как-то необычно.
Не так, как всегда.
Печально.
Как будто они не ужинать закончили, а посмотрели грустный фильм, завершившийся гибелью главного героя.
Посмотрела и тут же отвела глаза. Уставилась на горящую у прибора чайную свечу.
– Что с тобой?
Она покачала головой.
– Нет-нет… все в порядке. Спасибо… Картофельные цеппелины с мясом… вино. Не помню, когда в последний раз ела цеппелины. Бабушка их делала. Знала, что я их обожаю.
– И я знаю. Ты рассказывала.
Ребекка посмотрела в окно. Семь часов вечера, а на дворе – черная январская ночь. Настолько черная, что пламя свечей отражается в окнах как в зеркале. Не глядя на Тома, она машинально ощупывала края тарелки, будто искала, нет ли где скола. И лоб сморщен, будто пытается решить в уме сложное алгебраическое уравнение. А потом подняла на него полные слез глаза:
– Помню… вообще-то помню. Последний раз я их ела, когда папа умер.
– Я не знал.
Ребекка вытерла слезу тыльной стороной ладони.
Том перегнулся через стол и взял ее руку в свою. Рука совершенно ледяная.
– И сейчас вспомнила? Ни за что не стал бы их делать, если бы знал…
Она медленно покачала головой.
– Нет… не в этом дело.
– А в чем?
– Ты такой трогательный… приготовил для меня цеппелины.
Сказала и замолчала.
– Вообще-то насчет «приготовил» – явное преувеличение, – признался Том. – Купил на Эстермальмском рынке.
Она даже не улыбнулась. Слезы катились ручьем.
Том сел рядом и положил руки ей на плечи.
– Что с тобой?
Она всхлипывала и вздрагивала всем телом.
– Ты такой… трогательный, такой заботливый.
Он обнял ее за плечи, привлек к себе, поцеловал в шею. Наверное, так и нужно действовать, но уверенности не было. Не похоже на Ребекку.
Что-то вывело ее из равновесия.
И это «что-то» – наверняка не цеппелины.
Ребекка – сильная женщина. Многие считают – даже чересчур. Жесткая, бескомпромиссная, если не сказать бесчувственная. Но он, прожив с ней много лет, знал, что это не так.
Не так просто. Ничто в этом мире не просто.
Он видел ее и другой – нежной, ранимой. Иногда думал, что как раз эти две черты и определяют ее характер: жесткость и ранимость. И никаких полутонов.
Он сжал ее плечи чуть сильнее.
– Рассказывай!
– Я… больше не могу.
Голос необычно мягкий, ласковый – он вспомнил ведущую из «Булибумбы»
