Потом перешли на мастерские. Стасик поделился радостью: не сегодня завтра на остров привезут токарный станок.
- А как переправят через Маныч? - поинтересовался Шота.
- На катере, наверное, - сказал Юра.
- Не выдержит, - засомневался кто-то.
- Выдержит, - авторитетно заявил Данилов.
- А как ставить его на катер? - спросил Гулибаба.
- Перевернется, факт, - поддержали Володю.
- У него же трюма нет.
- Остойчивость нарушится.
- Не остойчивость, а устойчивость. Грамотей!
- Сам ты грамотей! Именно остойчивость. По-научному значит непереворачиваемость.
- Я думаю, повезем на пароме, - высказал предположение Стасик.
Вокруг этой проблемы разгорелся спор.
Сип тихо вздохнул. Не очень весело быть посторонним...
Следующий день прошел еще более тоскливо. Илюха поиграл в городки. Один, без соперников. Это оказалось не очень интересно. Потом он решил погонять в футбол. Мяч ему выдали без всяких - не работа. Сип до одури носился по стадиону. Крутил финты, обводил самого себя, бил по пустым воротам. Единственным свидетелем его успехов был Коляшка, внук тети Глаши. Илья хотел привлечь его к игре, но ничего не получилось. Трехлетний карапуз от своего первого удара упал и разревелся. Сип с трудом успокоил его и отвел к поварихе.
После обеда, прихватив ласты и маску, Саввушкин пошел на реку. Нырял он до тех пор, пока не посинел. И все же никакого удовольствия от этого занятия не получил: не было ни зрителей, ни партнеров.
Вечером, прислушиваясь к оживленной беседе товарищей, Илюха с тоской думал о том, что впереди опять полное одиночество и безделье, от которого у него начала появляться оскомина.
И с утра его потянуло на люди. Оставаться один он не мог. Сип отправился с Володей, чтобы хотя бы просто поглядеть на чужую работу. Но пасека - не лучшее место для наблюдений. Вокруг гудели, звенели сотни пчел. Илюха устроился от Гулибабы на приличном расстоянии. Разумеется, разговор с другом от этого не получился. Да Саввушкин, честно говоря, боялся даже лишнее слово сказать: как бы не привлечь внимание опасных насекомых.
Промаявшись так с полчаса, Илюха покинул пасеку. Следующим объектом на его пути была конюшня.
Из денника как раз выводили Воронка. Вычищенный, лоснящийся жеребец, черный, без единого светлого пятнышка, вращал налитыми кровью глазами, храпел, приседал. Юра Данилов, в ковбойке, обтягивающих штанах и сапогах, успокаивал его, поглаживая по густой блестящей гриве. Двое ребят из десятого класса сдерживали Воронка с двух сторон. А третий, на старой школьной кобыле с пышным названием Розочка, обхаживал неука. Лошади принюхивались. Воронок немного успокоился, унял дрожь.
