Вальтер Ратенау | страница 6



Ратенау, трагический ясновидец, уже в первые часы знал, что война, в которую оказалась вовлеченной наиболее ясно представляющая себе ситуацию Англия, продлится месяцы и годы. Его оценивающий взгляд в первые же секунды увидел слабое место военного оснащения Германии — дефицит сырья, который неизбежно, едва Англия организует блокаду, даст о себе знать. Через час он уже был в военном министерстве, а еще часом позже начал в 70-миллионной империи устанавливать фонды на сырье и создавать гигантскую систему экономического противодействия. Без такой системы Германия, вероятно потерпела бы поражение через несколько месяцев.

Пожалуй, это был первый период в жизни Ратенау, когда он признал свою деятельность осмысленной, но и на этот отрезок жизни провидца вскоре легла трагически тень. Его выдающийся дух, который не способна была воодушевить никакая легкомысленная надежда и ни на секунду не могла заглушить никакая иллюзия, дух, слишком гордый, чтобы обманывать себя, после первых же ошибок германского командования проникся неизбежностью рокового конца войны. Ратенау предстояло выслушивать нападки болтунов и крикунов, глашатаев «войны до победного конца». Его книга «О будущем», вышедшая в 1917 году, явилась первым предостережением, она показала Европе ее судьбу, если иллюзиям не будет поставлен предел. Не услышать это воззвание, пропустить его мимо ушей было бы безумием. Но иллюзии всегда сильнее истины, и Ратенау пришлось, стиснув до боли зубы, похоронить в себе свои мысли. Наблюдать, как неистовствует сумасшествие войны подводных лодок, как бесятся сторонники аннексий[14]. Он должен был молчать, хотя для него, как и для Баллина[15], исход самоубийственной войны был предельно ясен.

И так же трагичный, прозорливый, с полным пониманием тщетности своих усилий, честный и сознающий свой долг, Вальтер Ратенау вскоре после крушения[16] занял не очень-то соблазнительный пост министра раздавленной империи. Не тщеславие, как полагали многие уговаривавшие его занять это место, заставило его согласиться, а суровая решимость исполнить свой долг по отношению к самому себе, наконец, по отношению к задаче, взяться за которую никто другой не смог бы. Еще одной причиной было желание испытать свои чудовищные, до сих пор никогда полностью не использованные силы. Ратенау знал, что его ожидает: убийцы Эрцбергера[17] были хорошо защищены своими мюнхенскими товарищами, и каждый преемник Эрцбергера был молчаливо предупрежден о своей судьбе; он знал, что в современной Германии политическая деятельность, да еще на одном из самых высоких постов, ему, еврею, категорически противопоказана. Однако любая, даже кажущаяся уступчивость могла быть преступной по отношению к государству; хорошо известны были Ратенау истерическая политика Франции и подстрекательства бряцающих оружием изолгавшихся пангерманских кругов