Кони и люди | страница 34



Они не могли бы найти лучшего места, более плодородной почвы для романа. В Мод тоже начало расти стремление к жизни, желание править ею.

Однажды вечером она одна, без помощи Мэй, взобралась на верхушку сказочной башни и стала рассказывать о том, как один молодой человек в Форт-Уэйне хотел на ней жениться.

– Он был сыном председателя железной дороги, – сказала она.

Последнее замечание, собственно говоря, не имело ни малейшего значения, и она упомянула об этом только как поразительный пример того, что представляют собою мужчины.

Этот молодой человек в течение долгого времени якобы приходил к ней в дом почти каждый вечер; в те дни, когда его не было, он присылал цветы и конфеты.

Но она, Мод, нисколько им не интересовалась. В нем было что-то такое, что раздражало ее. Он, казалось, полагал, что его род лучшего происхождения, чем Велливеры. Какой абсурд! Ее отец знал его отца и говорил ей, что тот был раньше простым железнодорожным рабочим. Его претензии на родовитость в конце концов вывели Мод из себя, и она прогнала его.

Мод рассказывала об этом подруге в течение нескольких вечеров. Однажды в сентябрьский вечер ей хотелось завести разговор о чем-то другом.

Два или три вечера подряд она уже готова была начать, но каждый раз не решалась говорить о том, что дрожало в ней, как бьется сердце пойманной птички.

«Нет, – думала она, глядя на Мэй, – нет, я никогда не добьюсь, чтобы она это сделала».

Незадолго до переселения из Форт-Уэйна в Бидвелль, когда Мод только что окончила школу, она некоторое время ступала по грани тропы любви и даже стояла на самом пути стрел Купидона.

Вблизи дома Велливеров в Форт-Уэйне находилась колониальная лавка, владельцем коей был маленький вдовец, лет сорока пяти. Мод всегда ходила к нему закупать провизию для дома и однажды вечером явилась в ту минуту, когда лавочник, по имени Гонт, запирал лавку.

Он, однако, открыл и впустил ее.

– Если вы разрешите, то я не буду зажигать огня, – сказал он. Он объяснил ей, что все лавочники сговорились между собою запирать в семь часов вечера.

– Если я засвечу огонь, то публика увидит и начнет приходить за покупками, – добавил он.

Мод стояла у прилавка, а лавочник при мутном свете, падавшем с улицы, заворачивал ее покупки.

Свет падал на ее волосы и на белое, улыбающееся лицо; лавочник несколько раз поднял глаза от пакетов и посмотрел на нее. Как прелестна была она при этом свете! Он был взволнован и не торопился ее отпускать.