В доме Эджли Мэй имела свою отдельную комнату – крохотную комнатушку в задней части с одним окошком, из которого виднелся луг, превращавшийся каждую весну в болото. Зимою он иногда покрывался льдом, и детвора приходила сюда кататься на коньках.
В тот вечер, когда Мэй сочинила новой подруге великую ложь – перекроив инцидент с Джеромом Гадли, – она поспешила домой, прошла к себе в комнату и уселась на стул у окна.
Что она сделала?
До сего времени ее приключение с Джеромом казалось настолько страшным, что она не в состоянии была думать о нем, не смела думать, и вот это старание не думать сводило ее с ума.
А теперь все кончилось. Ничего и никогда не было. Случилось совсем другое, нечто такое, чего никто не знал. Мэй сидела у окна и горько улыбалась.
«Я немного приукрасила, – думала она. – Действительно, я несколько приукрасила, но что пользы рассказывать, как все произошло. Я не могу заставить других понять. Я сама тоже не понимаю».
В течение всех недель, что последовали за тем днем в лесу, Мэй мучилась мыслью, что она стала нечистой – физически нечистой. Дома во время работы она носила ситцевое платье, у нее их было несколько штук; она меняла их два-три раза в день, а снятое с себя она не оставляла в шкафу до большой стирки, а мыла его немедленно и вывешивала сушить на заднем дворе. Ей доставляло удовольствие то, что ветер продувал сквозь него.
У Эджли не было ни туалетной комнаты, ни ванны. В этом городке очень мало кто имел понятие о подобной роскоши. Обыкновенно в сарае держали большую бадью и здесь происходило омовение. Впрочем, эта церемония не часто повторялась в семье Эджли; но в тех редких случаях, когда происходил сей торжественный случай, бадью наполняли водой и оставляли согреваться на солнце. Тогда воду переносили в сарай. Кандидат для омовения плоти заходил в сарай и запирался. Зимою эта церемония происходила в кухне, причем в последнюю минуту мать Эджли вливала в холодную воду котелок кипятку. Летом в этом не было необходимости. Купальщик раздевался, развешивал одежду на дровах и начинал плескаться.
В течение лета Мэй принимала такую ванну каждый день, но она не беспокоилась насчет того, чтобы ждать, пока вода согреется на солнце. Какое удовольствие доставлял ей холод воды! Часто, когда никого не было, она снова купалась перед сном. Ее маленькое, упругое, смуглое тело опускалось в холодную воду, и она мылом начинала мыть груди и шею, на которой она еще ощущала поцелуи Джерома. О, с каким удовольствием она совсем смыла бы груди и шею!
