Когда эти слова были сказаны там, в поле, Мэй продолжала работать. Ее пальцы автоматически подбирали ягоды и медленно опускали их в плетенку. Она оборачивалась от поры до времени к Джерому и смеялась. Как это чудесно, что она в состоянии настолько владеть собою, думала она.
Мысли бешено мчались, сменяя друг друга. Уж таков ее мозг. С ней всегда так бывало – мысли мчатся быстро, бешено, чуть-чуть вне контроля.
Теперь пальцы двигались медленнее. Она иногда клала ягоды в плетенку мужчины или, найдя крупную ягоду, давала ему, хотя и знала, что все сборщики глядят на них. Они прислушивались, поражаясь перемене в ней, и это злило Мэй.
«Что им надо? Какое им до всего этого дело?»
Внезапно ее мысли приняли другое направление.
Интересно, какое это ощущение, когда мужчина держит тебя в объятиях, когда его губы прижимаются к твоим губам? Ведь это испытывали все женщины, которые когда-либо жили. Это испытала ее мать и замужние женщины, работающие здесь вместе с нею, и многие из девушек гораздо моложе ее.
Она рисовала в своем воображении мягкие, но вместе с тем сильные руки, крепко обнявшие ее, и она тонула в восторженном ощущении. Гигантский поток жизни, к которому она мечтала приобщиться, подхватил ее и понес за собою. Жизнь облеклась в яркие цвета. Какими красными показались вдруг ягоды в плетенке! Какими жизненно-зелеными казались свежеспутанные клубки! Краски сливались и продолжали путь вместе – поток жизни, захватив их, нес через нее.
Какой это был чудовищный день для Мэй!
После она не могла сосредоточить мыслей на случившемся, – не смела этого делать. Ибо в действительности ее приключение в лесу с мужчиной – так захватывающе начавшееся на поле – закончилось весьма животным образом: она подверглась насилию. Она дала согласие, да, но не на то, что случилось. Зачем же она ходила с ним в лес? Правда, она своим поведением звала и поощряла его, но как могла она предвидеть, что произойдет?
Она была сама всему виною. Во всем только она одна виновата. Она ушла от сборщиков ягод, оттого что была зла на них. Они слишком много знали, хотя недостаточно знали, и она ненавидела их за это.
Что, собственно говоря, ожидала она от мужчины? Этого нельзя выразить словами. Она ничего не знала о поэтах и художниках и об их усилиях положить красоту на полотно или выразить в сонетах. Она была всего лишь девушка из Бидвелля, одна из семьи Эджли, дочь возчика, сестра «гулящей» Лиллиан Эджли.
Мэй ожидала, что окунется в новый мир, в животворящие воды жизни. Что-то теплое, сильное, крепящее, ласкающее должно было ожидать ее. Из мрака должны были подняться руки и схватить ее руки – покрытые соком красных ягод и желтой пылью полей. Она очутится в чем-то теплом, и тогда она, как цветок, откроется и всем своим существом излучится в воздух.
