А я тем самым под шумок получил добро на переназначение учетчика достижений виноградарского хозяйства.
– Здравствуй, Витя.
Хоть я и «привит», как хвастался раньше, но все равно екнуло. Я ведь тоже Витя! Хоть и размерами поменьше.
У видения оказался чрезвычайно сексуальный грудной голос – низкий и глубокий. Обволакивающий. Таким голосом, как правило, вселяют надежды на безумные ночи и не менее сумасшедшие дни. Дни… во грехе.
В страстном и непристойном грехе!
Гипноз?
Где-то неподалеку дружно клацнули не совсем аккуратно закрывающиеся челюсти случайных ценителей. Несовершеннолетних, надо отметить. И неискушенных.
– Привет, Оль, – лениво махнул рукой комсомолец, ломая зевоту. – Пойдем ко мне. Фасулаки. Где Фасулаки? Жорик! За старшего. Я позже подойду.
И скрылся с чудесной княгиней Ольгой в тени палат царских.
В смысле – потащил подругу в «бараки», люто ненавидимый всем мужским коллективом двух студенческих групп. Ну, разумеется, кроме меня.
Мне пофиг… почти.
– Кто это? – шепнула Тошка, приблизившись. – Подружка Надрезова?
– Да нет, – постарался я придать голосу равнодушия. – Мама евонная. Сынка вот приехала проведать. Не обижают ли, хорошо ли кормят, поят…
– Дурак! – хихикнула моя новоявленная герл-френда. – Красивая она! Вот бы мне такой стать.
– Ты лучше! – заверил я ее совершенно искренне. – Ты настоящая. Живая. А она, как… Снежная королева. Ледышка! Хоть и загорелая. Иди сюда…
Странно, но Тошка стеснялась целоваться на людях. И меня это крайне забавляло. Я опять почувствовал, как взрослая составляющая сжимается в подкорке в пульсирующую точку. Вот и правильно! Стариканам тут не место.
– Витя! Не на…
Ага, сейчас!
Я запечатал ее рот поцелуем.
Виноградная девочка, пахнет как сорт «Изабелла» – солнцем и лесной земляникой.
Стихла, затрепетала как пойманная птица. Только глаза зажмурила – сильно-сильно. Это чтобы окружающих не видеть, я знаю. Народ косится на нас, усмехаясь понимающе – покровительственно и цинично! Так, как к этому и должны относиться настоящие мужики в пятнадцать-шестнадцать лет.
И только я один чувствую мощные флюиды зависти.
Утренний шок у них – сначала появление замечательной Княгини, потом эти обжималки-целовалки на виду у всех. К слову, скоро эти нежности станут повальной модой у нас на курсе – как раз после окончания второго семестра, следующим летом, получается. Напряжение первого года обучения схлынет, появится уверенность в своих силах, и гормоны неконтролируемо хлынут в освободившееся после учебного ажиотажа пространство.
