Когда они, наконец, оторвались друг от друга и, неровно дыша, встретились шальными взглядами, ему показалось, будто он уже внутри Лорена.
— Хочу тебя, — сказал Дэймен.
Под его взглядом кожа Лорена вспыхнула румянцем.
— Так значит, на балконе, но не в саду, — сказал Лорен.
Он прислонился к стене. Дэймен сделал шаг назад.
— На балконе тоже не совсем спокойно.
— Не улавливаю сути. Ты протащил меня по всему дворцу голым.
— Это Акиелос. Мы сможем делать всё по-твоему в Вире. — Он подумал об этом. — Там холодно.
— А в нашем новом дворце, — сказал Лорен, — на границе?
Дэймен ощутил, как тепло разливается у него внутри от этих слов.
— В нашем новом дворце, — тихо прошептал он на ухо Лорену, не в силах сдержаться, вновь вторгаясь в его личное пространство.
— Я просто…
— Болтаешь, — сказал за него Дэймен.
— Да.
— Я хочу делать это медленно, как ты любишь, — сказал Дэймен, и Лорен закрыл глаза.
— Да.
Число раз, когда они занимались любовью, было ещё достаточно ограничено, чтобы Дэймен мог вспомнить каждый из них: в Рейвенеле, полный недосказанности и мучительных тайн между ними; в Картасе, где они теряли и находили себя в объятиях друг друга; болезненно сладостная близость у зажжённого камина в придорожном трактире в Меллосе; отчаяние их первого раза, после того как Дэймен, наконец, поправился.
Ни один из тех раз не был похож на то, что теперь происходило между ними. Полулёжа на кровати, он глядел снизу вверх на Лорена. Руки Лорена неспешно скользили по его груди, вверх к шее, а затем вниз, повторяя контуры тела. Они целовались, освещённые лучами солнца, что пробивалось из-за занавесей. Дэймен любил то, как Лорен целует: будто Дэймен единственный человек, которого он когда-либо целовал, или когда-либо захочет.
Перед этим, в купальнях, они как никогда прежде открылись друг перед другом, и это никуда не пропало. Лорен, чья собранность и ясность мысли обычно исчезали лишь в момент кульминации, сейчас был обнажён не только телом. Дэймен слышал его поверхностное неровное дыхание; один или два раза стон сорвался с его губ, а он, казалось, и не заметил. Постепенно последние следы напряжённости испарились, открывая путь к чистейшему наслаждению.
Их тела сплелись воедино, а ласки стали беспорядочны. Дэймен весь отдался ощущению Лорена в своих объятиях. Казалось, столетие прошло, прежде чем он опустил руку между ног Лорена, и тот развёл их с готовностью.
Когда же спустя целую вечность глубоких поцелуев и подготовки Лорена скользкими от масла пальцами, он, наконец, проник внутрь, само время словно остановилось в крошечном интимном пространстве между ними. Он неподвижно застыл в тишине, не нарушаемой даже дыханием. Всё ощущалось связанным, открытым. Их движения были больше похожи на ритмичные синхронные покачивания, чем на толчки; их тела не разъединялись ни на секунду.
