Когда все началось, Малуша шла к княжескому столу с кувшином вина, чтобы снова наполнить чаши князя и воевод. Падая, Игмор едва не зацепил ее; без крика Малуша, вполне готовая к такому, быстро скользнула вперед. Тут же рядом рухнул на стол Лют, придавленный за горло Болвой; Малуша метнулась в другую сторону и налетела на Святослава. Не отводя веселых глаз от дерущихся, он обхватил ее и задвинул за угол стола. Малуша было дернулась, но он не отпустил ее, и она не посмела рваться из рук самого князя. Крепко прижимая ее к себе и прикрывая от машущих кулаков и пролетающих чаш, Святослав следил за дракой и криками подбадривал своих гридей; у него чесались руки принять участие, но он понимал: княжеское достоинство не позволяет ему веселье такого рода. В борьбе с искушением он занял руки Малушей, заодно прикрывая девку, чтобы не затоптали. Это Икмошу, лося здорового, поленом не убьешь, а девке, весом с мышь, много ли надо?
Смущенная непривычной близостью повелителя земли Русской, Малуша не шевелилась и лишь краем глаза поглядывала на происходящее. Второй глаз ее был прижат к груди Святослава; кафтан его был расстегнут, сквозь тонкую шелковую сорочку она ощущала щекой его крепкие, как железо, мышцы и слышала стук его сердца. Все это было так странно… непривычно, тревожно… но в чем-то приятно. Ничего такого с ней до сих пор не случалось; тепло его тела пронизывало ее насквозь, непривычный мужской запах тревожил что-то в глубине существа, отчего ее начало слегка трясти, но при том она была как деревянная, утратила всю свою ловкость.
Тем временем Мистина подал знак десятским; отроки Эльги набежали и растащили дерущихся. Лют так сразу не дался: он стоял спиной к столу, удобно прикрытый им сзади, и из этого выгодного положения щедро угощал кулачными ударами всякого из парней Святослава, кто подворачивался. Когда к нему приступил Хотигость, десятский, желая успокоить, Лют угостил и его – разбираться было некогда.
Тогда вмешался сам Мистина: обойдя стол сзади, ухватил младшего брата за ворот кафтана и мигом перетянул на свою сторону, и тут же сжал руками, не давая двигаться. Обнаружив, что это Мистина, Лют мигом затих и даже устыдился.
Яростные крики смолкли, сменились стонами и вялой перебранкой. Святослав выпустил Малушу и прошел вперед, упирая руки в бока и со смехом оглядывая поле боя. Помятых были десятки: и участники побоища, и зрители. Боярин Добротвор пострадал вовсе ни за что: к началу драки он, с непривычки упившись белым вином, уже спал, упав на сложенные руки; звуки драки пробудили его, но, едва приподняв голову, он тут же получил невесть от кого летящей миской в лицо и теперь стонал, не решаясь тронуть сломанный нос. Цветной кафтан на груди был испятнан кровью. Игмору так больше и не привелось вступить в бой: сидя на полу после удара рогом, он уже хотел только отползти в сторонку, но тут на голову ему обрушилось деревянное блюдо – полетели жареные караси, а блюдо треснуло пополам.
