Странники решили разделиться. Трое, во главе со старшим, отправились в дальнейший путь по диким землям, а двое, братья Сигрен и Сиверн, повезли девочку к Побережью.
Скалы? Или города?.. Солнце встает над морем, юное, как в первый день творения. И от прикосновения его скалы — или города? — вспыхивают по краям жарким юным блеском. Отступает, тает туман, обнажая то, что ночь скрыла, — стремительное падение в высоту стрельчатых башен, оплетенных в подножии ажурными изгибами арок и галерей, и белоснежный камень, из которого они сложены, тоже вспыхивает алым жаром изнутри, точно огромное сердце ожило, потеплело, забилось… Скалы? Нет, города.
Сюда на рассвете братья Сигрен и Сиверн привезли Сиэль. Такое имя, легко и серебряно звучавшее, дали они ей по обычаю Странников, ибо прежнее свое имя она забыла, и ничьи усилия не могли возродить его. Это была последняя потеря из тех, что остались за ее спиной на пути к Морю.
Сиэль окрепла за эти дни, привыкла к Странникам, и ни звучные их голоса, ни нездешние лица не пугали и не удивляли ее больше. Братья вначале везли ее в «колыбели» — плаще, растянутом меж коней, потом по очереди сажали к себе на седло. Сиэль, не видевшая в своей жизни ничего, кроме поселка и окружавшего его леса, была потрясена тем, сколь огромен мир, и эта огромность мягко стирала из ее памяти страшные воспоминания. И лишь когда вспыхнули под рассветным солнцем серебряные стрелы башен и Сигрен, не в силах сдержать волнения, приподнявшись в стременах, радостно воскликнул: «Сеалл!», память о прошлом болью вошла в сердце девочки, чтобы навсегда остаться там. Но имени своего она так и не вспомнила.
С тех пор, как серебряный всадник растаял в полдневном мареве, изменилось многое. Ушла из Дома Исцеления Странница, поселившись в Башне Вождей — главной из башен, окружавших площадь Совета. У Башни денно и нощно стояла стража, приезжали верховые, вожди уходили на стены и внешние валы и возвращались усталые, запорошенные меловой пылью… И во всей этой круговерти мне лишь дважды удалось ее увидеть, серебряной искрой промелькнула Странница в толпе — и исчезла.
Дом Исцеления опустел — кто вернулся на укрепления, кто долечивался дома. Танис чуть ли не каждый день водила лекарок за травами, целые вороха лежали в Общем зале, мы разбирали их, связывали в пучки, и сильный горький запах до одурения кружил голову. Каждый день в Дом Исцеления сносили женщины сувои тонкого отбеленного полотна для повязок. Они же мыли полы, перетряхивали постели, протирали запыленные окна. Сиделки и лекарки помогали им, когда было время. Работала и я вместе со всеми, но однообразие этой работы приводило меня в уныние. Как будто я ни на что больше не годилась! Где-то вершились важные дела, верховые спешили с вестями, оглашая улицы стуком копыт, из кузен доносился непрерывный, тяжелый лязг; возы, груженные камнем, один за другим подъезжали к стенам — Ратанга готовилась к бою, но все это будто текло мимо Дома Исцеления, не задевая его. И оттого мне было плохо. А, может быть, еще и оттого, что отряд Крылатых ушел и Вентнор уехал… И однажды вечером мне стало так тяжело, что я не выдержала.
