Все разошлись, и мы остались втроем. Я думала, что Болард спросит что-нибудь, но он упрямо молчал.
— Она жива, — сказал Боско и повторил это еще раз громче. Болард вдруг пошатнулся. Боско поддержал его, а я только сейчас сообразила, что Болард не был на суде, ничего не знал и, наверно, думал, что Алин казнили.
Мы шли вверх по улице, и Боско, обнимая за плечи Боларда, рассказывал подробности вчерашнего дня, добавив под конец:
— Нашел ты в кого влюбляться, братец.
Болард равнодушно кивал, но при последних словах остановился и резко сбросил руку Боско с плеча. Какое-то время они молча смотрели в глаза друг другу.
— Дурак ты, — прервал молчание Боско. — Да и я тоже. Ладно, пошли.
— Болард, ты? — прозвучал вдруг юный голос. — Наконец-то!
К нам подбежала тонкая синеглазая девушка. Доспехи, бывшие на ней, казались неуместными. Светлые волосы рассыпались по плечам.
— Тлели? — ахнул Боско. — Как это ты покинула Харена?
Тлели! Еще одна девушка-воин, встреченная мною в Ратанге. Не такой я представляла себе невесту Харена. Думала, она будет под стать ему: рослая, крепкая, резкая на слово. И что она постарше. А эта — она же моложе меня!
— Харена взялись долечивать, а меня выгнали, — засмеялась Тлели. — Иду домой порядок навести. Пойдем, Болард, поможешь мне.
— Боишься, что одна не управишься? — весело спросил Боско.
— Знаю я вас, воинов! После вас убирать запаришься.
Она увела Боларда, и мы смотрели им вслед. Боско отчего-то вздохнул. Повернулся ко мне:
— Ну, одной заботой меньше. Тлели его не упустит. А мы пойдем назад, проголодался я за этими поисками.
Незнакомая повариха встретила меня враждебно:
— Шатаются, безделят, и еще им обед подавай, — ворчала она, грохая почему-то крышкой от котла. — А уж той и вовсе кусочка не дам, пусть с голоду дохнет, змеюка!
Я уж думала, что придется сражаться или уйти ни с чем, но тут появился Боско, и повариха засияла.
— Ничего-то тебе поручить нельзя, — с ехидством сказал он мне, унося из кухни обед. Я не стала спорить, хотела поскорее узнать новости. Боско, однако, не торопился.
Когда мы вошли, Алин сидела на постели. Миска ее стояла пустая, и я потихоньку вздохнула с облегчением: если ест, значит, жить будет. Я подала ей поднос с обедом, и она взяла молча, только глаза опустила, не знаю уж отчего. И ела тихо, медленно, как во сне.
— Что Странница? — поторопила я Боско. Он отставил миску и спокойно, веско, будто приговор выносил, изрек:
— Все хорошо. Пришла в себя, улыбается…
