Дом знахаря, расторопного польского еврея, выделялся из всех остальных. В два этажа, с небольшими, но часто прорезанными, стеклянными окнами. Они гармонично сочетались с размером дома, со стенами и утопали в роскошных резных изображениях диковинных заморских растений и зверей. А крыльцом, выходившим на улицу, великий князь даже залюбовался. Массивные стойки, державшие крышу, были увиты цветами, яблоками, грушами, сливами, вишнями, так искусно вырезанными и раскрашенными, что казались настоящими.
Лекарь с женой и двумя молодыми, явно любопытными, дочерьми встречал государя на улице, у самых ворот. Они застыли в таком глубоком поклоне, который, казалось, никогда не закончится. Королевский лекарь подошел к хозяину и негромко поторопил его:
— Принимай государя, Мошел. Он плохо себя чувствует, и время, как тебе известно, не терпит.
— Конечно, конечно, ясновельможный пан… Но лечение, как тебе известно, не терпит суеты и требует обстоятельности и неторопливости. К тому же в этом особом случае лекарства нужно готовить крайне тщательно…
Через полдня знахарь сказал королевскому лекарю:
— Боюсь, до Кракова не доедете…
Предсказание Мошела сбылось. Оставалось полдня пути до Гродно, когда Казимир попросил остановиться. Его вынесли из повозки и уложили на мягкой, высокой траве. Казимир увидел над собой бесконечно высокое и всегда казавшееся таинственным небо, почувствовал ласкающее тепло клонившегося к закату солнца… Попросил привести к нему любимую собаку Яссу, которая легла рядом с князем и, положив морду на грудь хозяину, начала тихо, жалобно скулить. Вскоре великий князь, впав в забытье, перестал отвечать на вопросы лекаря. Последней мыслью великого князя было: так и не успел сказать всем сыновьям, что Польша и Литва станут великими, если сломят Москву. Его спешно и суетливо положили опять в повозку и ускоренным ходом направились в Гродно. Здесь король и великий князь, не приходя в сознание, скончался. Еще за четырнадцать лет до этого Казимир условился с радой панов, что литовский престол останется за его потомками. Поэтому находившиеся при умирающем великом князе виленский епископ Альберт Табор, виленский воевода Николай Радзивилл из Гонендзы и многоопытный трокайский воевода Петр Мондигирдович объявили двору и гродненской знати, что Казимир избрал своим наследником королевича Александра.
Ни в Польше, ни в Великом княжестве Литовском скорой кончины Казимира не ожидали. Несколько месяцев назад, отъезжая из Кракова в Литву, он как всегда был весел, общителен и даже милостив больше обычного. Отъехав положенные по королевскому протоколу три версты от Кракова, провожавшим магнатам, знатным шляхтичам и приближенным дворовым служащим сказал шутливо:
