Коул задумчиво смотрел на свои руки, а потом бросил быстрый взгляд на мои. Он поднял голову и спросил:
– Но ведь Олеан намного сильнее меня. Я это знаю. Мы дрались раньше, и чаще всего побеждал он.
Крозье сощурился, глядя на парня.
– Что же, – ответил он, поднимая голову к небу, которое сегодня было лишено звёзд из-за тумана. – Смерть и жизнь – разные вещи. И в каждом эпизоде разные исходы.
Он отвернулся, махнув нам рукой на манер капитана корабля.
– А теперь проваливайте в жилой корпус, бандиты, иначе завтра вы не поднимитесь с кроватей от ломоты в мышцах или боли в горле.
Я чихнул в подтверждение его словам. Холод начал брать своё, и, наблюдая за тем, как лезвие входит внутрь рукояти, я сдал его обратно Гоголю. Он, внимательно меня осмотрев, принялся вычерчивать что-то на приспособлении. Коул тоже сдал своё оружие, и мы, подняв одежду, дрожа и шмыгая носами, вышли со стадиона. За пределами барьера оказалось совсем холодно. Я тут же понял, что температура намного ниже отметки нуля по Цельсию, так что, накинув своё пальто и подняв его ворот, с толстовкой в руке, кивнул Коулу, и после мы быстрым шагом направились в сторону школьного здания, молча и зная, что каждый думает сейчас только об одном:
«Так я свет или тьма?»
Мы оба хмыкнули.
V
Свет в конце тоннеля. Тьма вокруг него
Белый Ворон
Мы поднялись в свою комнату, и Коул отправился работать на свою половину. Я же смотрел в окно. И курил. Пускай за сегодня меня уже тошнило от сигарет – я курил.
Эта девчонка… Эстер Уайльд. Заманила меня в пространство, абсолютно схожее с нашим школьным коридором… Как хитро.
Я посмотрел на свои руки. В блёклом свете фонарей, горящих внизу вокруг острова, они казались такими белыми и худыми. Я затянулся и вдруг, вздрогнув, вспомнил, что эта сигарета последняя.
Выдохнув, я снова затянулся, стараясь, чтобы в лёгкие попало как можно больше дыма. Чтобы на душе было как можно легче. Чтобы было как можно меньше мыслей.
Странно, но когда тебе совсем паршиво, эффект не всегда такой, какого ожидаешь. Наоборот: если всё вконец дерьмово, скури сигарету хоть до фильтра – не поможет. От тотального хаоса не сбежишь.
Дотронувшись ладонью до горла, где могла бы отпечататься тонкая линия шрама, не умри я до этого невообразимое количество раз, я провёл пальцами по ровной коже и сглотнул.
Я посмотрел в сторону занавески: за ней, по своему обыкновению, что-то чиркал Хэллебор. Вдруг звук карандаша, вернее его движение, замер. Послышался тихий шорох, и парень приоткрыл шторку, высовывая свою взъерошенную чёрную голову.
