– Присядьте, – сказал я с невольной жалостью в голосе. – Что нового? К сожалению, мой отпуск непредвиденно затянулся, и хотелось быть в курсе, что да как. Происшествия, что-то из ряда вон?
Гузь ответила: ничего особенного, кроме того, что уволили начальника райотдела милиции Кравца. Как уволили? – по всей видимости, отпечаталось у меня на лице, потому что новость оказалась неожиданной и малоприятной. Что бы там ни говорили о распре между Козловым и Кравцом, с последним у меня сложились ровные, рабочие отношения. Первым делом изрядно выпив, – не раз и не два, – мы за выпивкой присматривались и прислушивались друг к другу, пока не убедились: вражды не будет. Не в последнюю очередь из-за показательного увольнения Козлова: глупо рвать постромки, если можно с умом, по закону, а не руководствуясь упрямством, обидой, самолюбием… Но и дружбы между нами не случилось: я не способен к дружбе, сколько бы ни воспевали это эфемерное чувство писатели-романтики. А вот товарищество, основанное на порядочности, здравом смысле и взаимной симпатии – это по мне. Выходит, и этому товариществу конец?
– Ну вот и конец истории «как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем» приозерского разлива, – вздохнул я. – Откровенно говоря, были намеки, что наше и ментовское руководство сговорились убрать обоих: не смогли утихомириться – получите! Да, мудрец был Николай Васильевич…
– Гоголь?
Я молча кивнул.
Общаться с Надеждой Григорьевной как-то само собой расхотелось, и чтобы закончить разговор, я торопливо допил кофе и попросил подготовить мне информацию о текучке в прокуратуре – жалобах, заданиях, поступивших из области, уголовных делах, расследуемых Ильенко.
Итак, – подумал я, когда секретарша закрыла за собой дверь, – история с аварией завершилась благополучно. По крайней мере, хочется думать так. Заинтересованные и вовлеченные в интригу стороны затаились, как змеи в овсе, – переваривают очередной поворот сюжета. Ильенко притих в своем кабинете и носа не кажет. Беспокойный Саранчук умчался в суд, – этот не порадуется, но и не опечалится: залег на своей волне. Остается Германчук – но сдается мне, этот шакал Табаки в милицейской форме явится пред ясны очи не скоро…
Итак, – мысленно повторил я, – самое время поразмышлять, что да как.
Кравец… Поучительная история произошла с ним: думал, ухватил бога за бороду – ни много ни мало свалил прокурора района, – а вышло…
Да, в наше время никто ни от чего не застрахован. Даже Госстрах и тот приказал долго жить, а уж простой человек – тому и подавно несдобровать. Это в советские времена будущее казалось чиновнику безоблачным: не год и не два сидел на одном месте, и если уходил, то на повышение или с почетом на пенсию. Нынче каждый – перекати-поле, попрыгунчик на пружинах: чуть сплоховал, не понравился новому руководителю, не вписался в команду – и вылетай на обочину! Но и руководители вылетают, и наезжают новые – как цыгане со своим табором. И пошло-поехало: произвольно и беззастенчиво тасуют кадры, расставляют пришлых на нужные должности. Обосновавшись да осмотревшись, налетают, как стервятники, на поживу, – только бы успеть, пока кресло под тобой не закачалось! «О времена! О нравы!»
