Альпийский синдром | страница 137



Закрыв глаза, я представил Горецкого – узкое, вытянутое вперед лицо, не лицо даже, а как бы голова большой хищной птицы: нос клювом, покатый лоб, ежик жестких, пересеянных ранней проседью волос, острый подбородок, ниточка черных подбритых усов, зоркие безжалостные глаза… Не человек – кондор. Анфас и в профиль. Одна нестыковка: этот не питается падалью – только свежим мясом и кровью…

Впервые я увидел его на январской коллегии прокуратуры области, на которую прибыл генеральный прокурор с неожиданным известием: Богдан Васильевич Мартынчук уходит на пенсию и он, генеральный, представляет коллективу замену. Тогда только присутствующие в зале обратили внимание на высокого человека с хищным профилем и надменным лицом, сидевшего в президиуме во втором ряду. Горецкому дали слово, и те несколько коротких успокоительных фраз, которые он произнес, время от времени поглядывая на генерального – какое впечатление производит? – никого не убедили, что кадровых перемен в области не предвидится, все могут спокойно работать на своих местах.

– Вот увидите, этот погонит! – шепнул за спиной кто-то из прокуроров. – И глазом моргнуть не успеем, как погонит.

– Это за что? – спросил другой сердитым баском. – У меня все в ажуре.

– А вот поглядишь. С тебя и начнут, раз в ажуре. Таких нынче не требуется.

Я перевел глаза на Мартынчука: бодрый и подтянутый, напоминающий матерого седогривого льва, бывший областной держался достойно, и только яркий, нездоровый румянец и накаленный до дрожи голос выдавали, что этот день был одним из самых черных в его жизни. Поднявшись на трибуну, он покраснел еще гуще, до синюшно-багрового отлива шеи и щек, и произнес с густым хрипловатым нажимом слова благодарности всем нам, дружному и сплоченному коллективу, с которым довелось работать последние пять лет. И при этом по-мальчишески непреклонно и упрямо уводил глаза от колюче-самоуверенных буравчиков генерального, как если бы не видел того в упор. «Обиделся, старик, ох как обиделся!» – не без сожаления подумал я: все-таки большой пласт жизни уходил в небытие вместе с Мартынчуком.

Мы расходились после коллегии притихшими, даже ядовитые шуточки двух-трех записных острословов по поводу генерального и подобострастных взоров нового руководства не скрашивали общего невеселого настроения.

– Домой! – садясь в машину, велел я Игорьку, но тут перед капотом выросла сухая подтянутая фигура Демьянова, заведующего хозяйством и в определенной степени доверенного лица Мартынчука.