Игорек тоже был доволен: второго карпа я удружил ему.
Рыбины мне достались случайно. Въезжая с Мирошником в Приозерск, мы увидели скопление машин и людей на мосту.
– Спускают ставок, – тотчас сообразил Мирошник. – Вон Федюк стоит на мосту – важный, как отец родной. И шакалов набежало!.. Будет сегодня рыбхоз с рыбой, и шакалам – пожива.
– Шакалы – это кто?
– Те, что на машинах. Кто кум Федюку, кто нужный человек – явились за дармовщиной. Вон с пакетами караулят… Хотите поглядеть?
Я никогда не видел вблизи, как в рыбхозе занимаются отловом рыбы, и любопытство пересилило неприятный осадок от ядовитых слов о «шакалах».
На мосту было не протолкнуться. Утром еще огромное, серебрившееся в лучах солнца водяное зеркало скукожилось до узкого речного русла, и там, где недавно блестела вода, теперь темнело обнаженное коричневато-черное дно ставка. Заставки под мостом были подняты, но основной поток схлынул, и шум вяло стремящейся по руслу воды перекрывался кипением и громким плеском в так называемом уловителе по другую сторону моста. Там, в уловителе, рвалась, выпрыгивала, копошилась сбившаяся в живой ртутный комок рыбья масса. Там же, посреди этой массы, стояли по пояс в воде, в прорезиненных рыбацких костюмах, два краснолицых обветренных рыбака, зачерпывали сачками рыбу и переправляли в ковш, поданный в уловитель на длинной механической стреле. Когда ковш наполнялся, стрела перетягивала его на берег, где уже ожидали два «газона», приспособленных для перевозки рыбы.
– Вот, полюбуйтесь, – кивком Мирошник указал на еще одного рыбака, который, стоя у воды, сачком таскал из уловителя и сбрасывал в деревянный ящик трепещущую рыбу. – Ну прямо тебе шакалы! Одного Федюк направил с пакетом, другому уже из ящика нагрузили. Вон, поскакал вприпрыжку!..
– Может, по выписке?.. – неуверенно протянул я.
– Может, и по выписке. Только между праведными один-два грешника уже затесались, те, что на халяву норовят…
Тут Федюк заметил меня, подошел, подал руку и без обиняков спросил:
– Рыбы, Евгений Николаевич? У вас есть пакет? Сейчас организуем…
Я запротестовал было, но Мирошник с ухмылкой дернул меня за рукав и отвел в сторону.
– Вот тебе на! Я не потому, что плохо, а потому, что так принято… Не обеднеет рыбхоз от двух-трех рыбин. А если такой принципиальный, не надо было из машины вылезать. И без того половину публики распугали…
Пугать публику я не собирался: не мне положено это делать, и глупо выглядело бы, примись я на мосту свистеть и не пускать.
