Другая жизнь и берег дальний | страница 27
— Конечно можно, конечно можно! — радостно поддакнул Громыко, но тотчас же спохватился, густо покраснел, запнулся и замолк, испуганно оглядываясь по сторонам.
— Не бойся, — разуверил своего министра иностранных дел диктатор. — Хотя ты и двуногий осел, в президиум я тебя не назначу. Там и без тебя ослов достаточно. Мне, вот, товарищ Насер в подарок хорошую лошадку преподнес. Может ее в президиум определить, а? Когда Балагула своего коня в сенат назначил, все римские патрикии выразили ему свою глубокую благодарность за благодеяние.
— И жены патрикиев, патрикеевны, — прибавил Аджубей.
— Не патрикии, а патриции. Римские патриции, — поправила мужа Нина Петровна.
— Не исправляй меня, — огрызнулся Хрущев. — Постоянно мне замечания делаешь, будто я школьник какой-то. Я тебе о римской истории рассказываю, а ты мне замечания делаешь.
— Скакуна насеровского в президиум вместо Леньки Брежнева! Вот это здорово! — воскликнул Аджубей. — Мирово!
— Еще прочитал я в этой книжонке, — сказал Хрущев, — что римляне этого своего цезаря почему-то величали «Август». Вероятно он свою революцию в августе устроил. У нас это было бы невозможно. Наша революция была устроена в октябре. К Балагуле обращались: «О, цезарь, Август Гай Юлий Балагула!» Ко мне надо будет обращаться: «О, председатель совета министров СССР, Октябрь, Никита Сергеевич!» Здорово, а?!
Язык телеграфистов
Все теперь пишут о засорении языка. Пишет всяк, кому не лень, — и в СССР, и у нас в эмиграции. Мы все выражаем свое возмущение по поводу проникновения в наш великий русский язык всякого рода слов и выраженьиц, которые язык только коверкают и уродуют.
Советская молодежь говорит на каком-то странном, никому не понятном наречии, которое удручает литературоведов и лингвистов и приводит в уныние критиков и ревнителей словесности.
В наше время, — сетуют писатели старшего поколения, — так не писали и так не говорили. Стыд! Позор! Срам!
Но мне хотелось бы выступить в защиту тех самых молодых людей, которые, по мнению старших, пытаются изменить наш язык до неузнаваемости.
По моему твердому убеждению, старые писатели, наши «маститые литераторы», «гордо несущие знамя» нашей несчастной словесности, в весьма значительной мере должны отвечать за засорение и изуродование русского языка.
Это они изобрели слова, корни которых не уходят в нашу почву. Это они ввели в наш обиход отвратительные выражения, которые так въелись в наше сознание, что мы их считаем хорошими русскими выражениями.