Придержав рукой шершавую рукоять, потную ладонь второй я вытерла о штаны.
И тут наползли тучи. Мгновенно, как редко бывает наяву, я вдруг оказалась в коричнево-сером извивающемся тумане. И тогда они полезли наружу. Мертвяки. Зеленовато-изжелта-лиловые, готовые лопнуть и все позаливать смердящей гадостью. Уродливые, слепые, безносые…. В общем, в охотку бы стукнула художника, который их придумал.
Захотелось заорать и бежать, но пути к отступлению не было.
Став к сосенке спиной, я собралась продать виртуальную жизнь подороже. Тем более, у двуручника преимущество перед когтями, даже пару сотен лет не стриженными.
Противогаз бы мне не помешал. Хотя, вроде, он вонь не отбивает.
А еще трава под ногами стала скользкой. И пряди противного тумана так и норовили обмотать меня с головой. Погружение было полным и достоверным, даже чересчур.
Когда же это кончится?! Вроде и холмиков всего ничего, а под ними целая армия!
Руки слабели, ноги подкашивались, меч уже весил целую тонну, а пот заливал глаза. Куртку разодрали в лохмотья, лодыжке досталось от отрубленных конечностей, скребущих землю. Я прыгала, перекатывалась, тяжело дышала, бодрость с магией ушли в ноль — урывала секунды, чтобы лечиться. Как двигалось дело с опытом и сколько до нового уровня… и что я там еще могу освоить — было не до того. Я провалилась в виртуал с ушками, как в хорошую книгу или фильм, когда все остальное перестает существовать. И рубила — колола — резала все, что тянулось ко мне. А потом разом все закончилось.
Я не позволила себе упасть. Пошла, опираясь на меч, прочь с холма, чувствуя текущий по телу пот и, возможно, кровь, и как успокаивается колотящееся сердце. В глазах темнело, и руки дрожали, и не верилось, что все. И я жива.
Тут я споткнулась о кротовину, рухнула и потеряла сознание. И очнулась совсем не там, где выпала из реальности, пусть себе и виртуальной.
Солнце, просвечивая сквозь нежную зелень лещины, грело мне лицо, скользили пятна света и тени. Пахло зеленью.
Я лежала в шалаше, образованном склоненным орешником. Где они были пореже, чья-то заботливая рука навалила ветки березы и маньчжурского ореха, еще не успевшие завять. Подо мной было мое же одеяло поверх пружинящих сосновых лапок.
Повернув голову, я увидела глиняный узорчатый тазик с надколотым краем и парный ему кувшин. Солнце играло зайчиками, ветер шелестел ветками, повыше шалаша попискивали пичуги, а в изножье у меня кто-то храпел.
Мать моя женщина! Я резко села, упираясь в одеяло руками, широко распахнув глаза и рот. Поперек низкого треугольного лаза в шалаш дрых, вытянувшись под два метра, пятнистый котяра, и от его храпа вздрагивали усы.
