Ладонь обжигает даже через грубую кожу боевой перчатки. Но это – сила, это – оружие, и он, как тогда с копьём, до боли отводит назад плечо, вкладывая всё в этот бросок; всю ненависть к тем, кто сейчас там, возле окроплённого кровью жертвенного кострища; они не должны жить, они должны умереть, чтобы жили другие.
Огненный шар проносится над белой девственной равниной, врезается в крайние палатки, и они тотчас разлетаются, словно под ветром; кружатся меховые пологи, горят шесты, заброшенные к самому поднебесью.
Изумлённые возгласы становятся ещё громче, однако он не смотрит по сторонам; его охватывает исступлённый восторг – он может, он может, он побеждает!..
Что-то кричали и вопили враги, что-то кричали и свои; он не слышал – вновь нагнулся зацепить призрачного потока, швырнул ещё один сотканный из огня клубок, понятия не имея, как это ему удается.
Размётаны и горят вражьи шатры, открылось что-то вроде центральной площадки стойбища; цепочка раздетых донага пленников со связанными над головой руками; шаманы в жутких масках, иссиня-чёрных, пухлые вывороченные губы измазаны красным; чёрные изогнутые клинки в руках вражьих заклинателей, и почти такое же белое, как снег в окрестных полях, тело очередной жертвы, растянутое на грубой деревянной колоде жертвенника.
Бей, бей, не жалей!..
На сей раз у него получается не пламенный шар, но что-то вроде тонкой солнечной стрелы; она пронзает грудь шамана в маске, тот опрокидывается на спину, и тут уже успевают другие сородичи; без промаха бьют рогатины, рубят топоры и секиры, пронзают мечи, топчут конские копыта.
Чудом уцелевшая жертва – девушка – поднимается с колоды, широко раскрыты светлые глаза, упали на обнажённую грудь пепельные волосы, и взгляд её пронзает его словно насквозь.
«Хорош, – слышит он. – Хорош. Вот только…»
Откуда-то вылетает случайная стрела, и он знает, что нацелена она прямо в спину пепельноволосой, и он просто вскидывает руку, уже не успевая ничего «зачерпнуть». Он просто знает, что не может позволить этому случиться, – и стрела послушно рассыпается золой, в мгновение пожранная яростным пламенем.
Глаза девушки вспыхивают, на губах появляется слабая улыбка – слепой ужас отступает, кажется, она начинает верить, что уцелела. Потянулась, протягивая руки…
«Хорош».
– Сын?! Сын?!.
– Что стряслось-то?
– Упал вдруг…
– Огнём-то видел, как отмахнул?! Только тряпки и полетели!..
– Маг, маг, маг великий!
– Да что ж с ним-то?
– Жив вроде, не ранен…
