Кто-то подал ему руку, помогая выйти, незнакомец поднял голову (Лив почудилось, что он видит ее через повязку — насквозь), и волосы в свете факела замерцали золотом. Человек, чуть покачиваясь, стоял на земле, не решаясь шагнуть, точно вдруг разучился ходить. К нему потянулись руки. Чья-то маленькая ладошка вдруг нащупала и сжала руку Ливии. Это Микела протолкалась к ней. На глазах у девочки блестели слезы.
Ранним утром, превозмогая себя, Ливия Харт переступила порог покоя. Незнакомец, казалось, спал, утопая в перинах, но услышав шаги, вскинулся, произнес что-то на резком незнакомом языке. Лекарь, до того возившийся со склянками у тонконогого позлащенного столика из Нижней Мансорры, сказал по-ренкоррски:
— Ложитесь, Рибейра. Это девушка. Ее, должно быть, прислал Бертальд.
Раненый откинулся на подушки, теребя у ворота рубаху. Ему трудно было дышать. Ливия, руководствуясь сочувствием, хотела подойти к нему, но лекарь не пустил.
— Отворите окно, милая девушка. И ступайте. Ваша помощь пригодится Бертальду дня через два. Пока же я управлюсь сам. И никаких дел! Ему, — он указал на раненого, — нужно отдохнуть с дороги.
Ливия повиновалась, слегка сердясь, что ею распоряжаются так бесцеремонно. Ей не нравился лекарь, его пронзительный взгляд из-под жестких бровей, скошенный подбородок и странный т-образный шрам на щеке. И еще удивляло, что он так запросто называет смотрителя, Старшего. Впрочем, ее бледное, чуть рябоватое лицо не отразило никаких чувств. Однако лекарь, похоже, читал не только по лицу.
— Удивляешься, что Бертальд этим займется? Конечно, откуда красотке знать, что он шесть лет провел в Таконтельском Лицеуме, а потом еще шесть изучал тайную медицину в Таргоне?
И решив, что сказал чересчур много, ворчливо прибавил:
— Да и стоит ли?
Вопреки предсказаниям лекаря, Ливия встретилась с гостем на следующий же день. Он не лежал на этот раз, а сидел в кресле, откинув голову на спинку и положа руки на подлокотники, боком к окну. Но так же вскинулся на шаги. Ливия зачем-то присела в реверансе и заговорила суховато:
— Дон Родриго де Рибейра?
— Пусть так.
— Я — Ливия Харт. Меня прислали, чтобы я выполняла все ваши приказы.
Его губы дрогнули:
— Все?
— Я надеюсь, они не будут задевать моего достоинства.
— Да, разумеется, — слегка помедлив, ответил он.
Он говорил по-ренкоррски правильно, но с заметной чужестью, смещая ударения и смягчая согласные, и оттого привычный язык казался чужим. Ливия слушала с удивлением и незаметно — хотя могла делать это вполне откровенно разглядывала его лицо: он едва ли был старше ее, лет на пять или шесть; черты четкие, слишком крупные для ренкоррца, но не грубые, и сильный загар — именно загар, а не смуглость, присущая жителям южных провинций. Впрочем, сейчас его лицо казалось скорее землисто-серым.
