— Дурочка, — вздохнула Анжелика. — Ты сама не понимаешь, какая ты красивая.
Они спускались в залу по винтовой лестнице, покрытой вишневым ковром, прижатым медными прутьями. В латернах над перилами горели огни. Дурманно пахли вставленные в прозрачные вазы орхидеи. На балконе за увитой цветами решеткой играл оркестр: тягучий гул труб, дрожащие тоны скрипок, стеклянный перезвон челесты, гитара… Гости толпились у колонн, сновали с вином и фруктами бесшумные слуги. Лив заметила смотрителя в его белом упланде, со знакомой цепью. На алых мозаиках танцевала девочка. В черных шелках, с розой в прическе, высоко поднимая худые руки. И только изредка брызгало из-под блестящей черноты кипение желтого кружева. Молчали скрипки и трубы, только челеста, только гитара… Не сразу Ливия узнала Микелу. И не сразу узнала в том белолицем черноволосом горце рядом с ней графа Армана, хозяина. Гости хлопали, восторженно вскрикивали. Микела задыхалась и наконец готова была упасть, когда граф подхватил ее за хрупкую талию и поднял вверх. Девочка взлетела над толпой и, вырвав из кудрей свою розу, кинула им. Кто-то из мужчин подхватил подарок и почтительно прижал к губам.
Заиграли менуэт. Побежала вниз Анжелика. Пары тронулись, сплетая руки… Шорох муаров, треск свечей, осыпающиеся цветочные лепестки… У Лив часто забилось сердце. Его не может быть здесь! Рибейра взял ее за руку.
— Идемте танцевать.
— Я… не умею…
Но он повлек ее за собой. Ливия куталась в шарф, дрожа от ночного сквозняка и смущения. Казалась себе смешной и неловкой, старомодно одетой. И не понимала, как он будет танцевать — не видя… Они спустились в зал, когда менуэт уже кончился, и музыканты настраивали инструменты. Лив вдруг увидела, что женщины глядят на Руиса с восхищением, а он шел высокий, стройный, с властно поднятой головой, ведя Лив под руку… если бы не повязка… Он улыбнулся жесткими губами и притянул Лив к себе, сжимая ее ладошку в тонкой перчатке уверенной рукой. Музыка отыграла первые такты, и он, дождавшись, вступил в ее ритм. Танцующие раздвигались перед ними, глядя растерянно, но Лив уже не было дела до них, его руки держали и вели, и теперь уже она была незряча и повиновалась ему, а скрипка все тянула теплую нежную ноту… Танец был бесконечен. Ноги подгибались и сладко кружилась голова. Лив даже не поняла, что музыка замолчала, и он, мягко поддерживая, ведет ее к колонне. И не знала, что никто не танцевал, а все глядели на них.
