У них были сын и дочь. Не знаю, рождались ли еще когда-нибудь другие дети. Дочь была маленькой нечесаной неряхой, наподобие своей матери, а сын — маленький никчемный неумеха вроде отца, только безо всякого ума и сообразительности. Моря он на дух не выносил: едва оказывался в лодке, как на него сразу же накатывала тошнота. Из-за этого он ни разу не принес из моря никакого улова и часто работал в людях, в услужении. Наш-то Пади его на год старше, и, как он сам говорит, еще в полном здравии, а тот уже три месяца как в могиле. А было им обоим за восемьдесят.
Не нашлось бы на Острове человека, ни молодого, ни старого, про которого бы Томас Лысый не знал, какого он возраста (и про тех, что из других приходов на Большой земле тоже), в какой год родился, в какой день и в какой час. Люди говорили, что подобного всезнайки в наших краях не бывало, пусть сосед и не умел ни «А», ни «Б» ни на одном языке. Он часто говорил мне, что рождественские пироги пекли как раз в тот день, когда я родился, то есть в День святого Toмàcа, который наступает за три дня до Рождества; вот тогда моя мать и нашла меня на Белом пляже, как он рассказывал.
— Ну и сколько же ему сейчас лет? — спрашивала его седая жена.
И уж сосед-то никогда не ошибался с ответом:
— Четырнадцать лет на следующее Рождество.
С тех пор старая баба стала очень разговорчива со мной, особенно когда моя семья назначила меня кем-то вроде посыльного между двумя домами. Пожалуй, я больше вынес из своего дома соседям, чем принес к нам домой. Да я ведь этим не хвастаю. Возможно, в том другом доме изобилия было не больше.
Вот наступает воскресенье. Обычно в такой день все девочки и бойкие ребята отправлялись на Белый пляж, и у каждого с собою клюшка и мячик. Все до единого подкрепились картошкой и хлебом. Я хорошенько подготовился ко всему, что только может случиться. Надел свою лучшую выходную одежду: новые чистые штаны из серой овечьей шерсти, полицейскую шапку, у которой два угла, а еще до того сунул голову в таз с водой и оттер лицо дочиста. И не мать вытирала мне в этот раз сопли, нет, я сам был уже здоровый лоб, так-то, сынок!
Я отправился на пляж с клюшкой для хёрлинга[27], ручку для которой вырезал сам. Нора и Айлинь собрались со мной, и мы бежали не останавливаясь, покуда не врезались в самую гущу игры. Ни у кого на пляже не было ни носков, ни ботинок. Для молодежи не было дня суровее, чем день состязания, которое случалось каждое воскресенье.
