У Миши внутри похолодело.
Да-да, и про это я тоже знаю.
В его голове раздался хохот. Хохот старой, умирающей от рака женщины. Знакомый с раннего детства. Она всегда смеялась как сумасшедшая старуха. Миша думал, что этот хохот вовсе не ее. Она украла его у какого-то демона. Он представлял, как она превращается в крылатое рогатое существо, у которого вместо глаз бездонные дыры, а вместо кожи – черная сажа. Она взлетала под потолок и хлопала перепончатыми крыльями. И хохотала.
Действуй, быстрее!
Миша бросился поднимать труп девушки. Он затолкал ее обратно в салон и захлопнул дверь. Обежал машину и попытался открыть другую пассажирскую дверь. Но ручка, долбаная ручка заклинила.
Ты и сам забыл про это.
«Да, я забыл. Но я просто разнервничался».
Не надо мне рассказывать, я все понимаю. Ты забыл, потому что ты болван. Ты вечно все забываешь. То из мамкиного судна забыл выкинуть, то забыл принести воды. А я все терпела и ни слова тебе не говорила.
– Не говорила? Не говорила?! – взвился он. – Да ты… да ты…
Что я? Давай, скажи, обидь свою мертвую мамку, давай. И посмотрим, как ты будешь справляться с этим дерьмом в одиночку.
Но он промолчал. Даже мысленно он промолчал. Он проглотил это.
Вытирай ей харю, скорее.
Миша начал тереть лицо трупа той тряпкой, которой недавно убирал с лица перцовку. Тряпка воняла. Теперь и в салоне поднялся едкий запах.
Ничего, откроешь все двери и проветришь.
«Да, я понял. Проветрю».
Он старался. Вытирал брюнетке лицо. Но у нее была дыра во лбу, откуда снова текло. Только это была не кровь. Кровь остановилась, как и сердце. Это вываливались мозги.
«Неужели такой пролом глубокий? Неужели у человека такой хрупкий череп?»
О, сынок, ты даже еще не представляешь, как легко сломать человека. Моя бывшая подруга, Светкина мамаша, Ивановна, выдергивала волосы в носу. Представляешь? Обычные волосы в обычном носу. И занесла инфекцию. Она умерла через две недели. Из-за какого-то мелкого волоса, а тут девка долбанулась лбом о бетон два раза. Такого даже каменная голова не выдержит. Так что завязывай с полировкой ее головы, лучше уже не сделаешь, тем более, видишь какой синяк у нее, его же ты не сотрешь.
«Нет».
Но шею все-таки вытри. Чем меньше пятен, тем лучше. Давай скорее. Ах, сынок, куда ты смотришь? На ее сиськи? Что, хочешь потрогать?
«Никуда я не смотрю».
Он вытирал грязной тряпкой ее шею и оставлял маслянистые разводы. От напряжения у него чуть не свело челюсти, так сильно он их сжал.
