— Мой отец тоже был рыбаком, и дед, и прадед, — сказал Мартин. — Но теперь на нашем побережье нельзя ловить рыбу.
— Почему?
— Четыре года назад случилась авария на заводе. Дохлой рыбы лежало на берегу столько, что из-под нее не было видно песка. Чайки прилетали в город и сотнями падали на крыши домов и на асфальт. Люди тоже были отравлены, но умирали не сразу. Моя мать тоже... болела, — Мартин впервые заметно заволновался. — Обратилась в поликлинику, ей поставили диагноз — ангина с осложнениями.
— Доктора не разобрались?
— Ну почему же, разобрались... Таких больных было много... Но врачи — всего лишь люди, и никто из них не хотел нарываться на неприятности. Об аварии и ее жертвах до сих пор запрещено говорить.
— И что теперь с вашей матерью?
— Она умерла два года назад.
— Простите...
— Тогда я бросил университет и решил посвятить свою жизнь Богу.
Признаться, мне было тяжело “переварить” полученную от Мартина информацию. Не то, чтобы я была законченной идиоткой — все-таки Булгакова читала! — но меня же с детства учили, что я живу в стране самой гуманной в мире медицины. И, разумеется, в этой стране не происходит больших аварий — тем более катастроф. До сих пор не могу понять, как эта вера уживалась во мне со слухами про аварию на футлярном заводе, которая произошла несколько лет назад в моем родном городе. Двоюродная сестра моей мамы, которая работала на том заводе, рассказывала, как дрожала земля у нее под ногами и кто из ее коллег покалечился или погиб. Но — все это рассказывалось шепотом, и только СВОИМ! А Мартин говорил вслух, не боясь.
— Отец Петер хотел привлечь внимание мирового сообщества к нашей беде, чтобы заставить власти лечить людей. Из одной страны прислали лекарства — а они, эти... снова объявили, что ничего страшного не происходит, что все слухи про катастрофу — не более чем провокация. Дело в том, что в городе слишком много существ, которые ненавидят все естественное, красивое и молодое, способное жить и развиваться.
Теперь глаза Мартина сверкали стальным блеском, светлые волосы, стриженные “ежиком”, словно искрились... Средневековый монах-инквизитор. Слова про мировое сообщество вызвали зловещие ассоциации: Ватикан, ЦРУ, провокация... Ничего удивительного. Еще недавно в нашем бюро рассказывали, что в главный универмаг моего родного города поступили в продажу джинсы из какой-то капиталистической страны, а в швах тех джинсов якобы нашли ленточки, пропитанные бациллами то ли чумы, то ли сибирской язвы. И не успели слухи умолкнуть, как во время очередного распределения дефицита на “ящике” в наш отдел принесли несколько пар супермодных кроссовок из коричневой замши. Мы принялись за примерку, и в каждой кроссовке нашли полотняный мешочек, набитый подозрительными полупрозрачными шариками. Долго гадали, что это такое, филателистическим пинцетом доставали шарики из мешочков, экспериментировали с ними, как подсказывало воображение... В конце концов дефицит вместе с подозрительным содержимым оказался сложенным в одну кучу, и кто-то стал искать телефон санэпидемстанции. К счастью, в комнату зашел сотрудник из соседнего отдела и объяснил, что в таинственных мешочках — обыкновенный поглотитель влаги, который в цивилизованных странах кладут в каждую коробку с обувью. Мы долго смеялись. Но я уверена, что у некоторых все-таки осталось в душе сомнение по поводу безобидных шариков. Во всяком случае, я обработала купленные кроссовки изнутри медицинским спиртом, прежде чем надеть их на ноги...
