Да, именно у Хвиноя! Так все чаще и чаще стали называть Хвинойку и отец и мать.
Случилось это глубокой погожей осенью. Хвиной и отец, пользуясь свободным временем, вырубали из красного камня корыта для свиней. Накануне Хвиноя трепала лихорадка, и теперь он чувствовал себя разбитым и слабым. Иногда удары его кирки не попадали в цель, и тогда отец, вырубавший другое корыто, распрямлял спину, недовольно посматривал на сына.
Тяжелая работа прерывалась минутами отдыха. Павло Никитич, сидя на камне и раскуривая в старинной, прямой и длинной трубке махорку, ругал Хвиноя:
— От твоей работы больше звону, чем пользы.
И, закрыв глаза, болезненно морщился. Его черную широкую бороду окутывали клубы дыма.
— Работал бы так, как я, — наставительно продолжал он, — мы бы в день по корыту сумели вырубить. А корыто — это семь гривен чистоганом! Семь гривен да еще семь гривен — ан выходит почти полтора целковых. Теперь многим позарез нужны корыта. Вот и подлатали бы кое-какие дырки в хозяйстве. Покрыли бы недостачу хлеба. Ты вот жених, а сапог у тебя — черт-ма. Суконных, с лампасами, шаровар — тоже нет. Стыдно на улицу выйти!..
Павло Никитич, не открывая глаз, ждал ответа, и Хвиной, виновато потупясь, отвечал:
— Буду стараться…
— «Буду стараться»! — негодовал старик, вскакивая с камня. — «Буду стараться»! Ты мне не старайся, но и не копайся в работе. Ты мне вырубай, как я вырубаю, — с толком!
К вечеру корыта были готовы. На следующий день, вооружившись лопатами и тяжелыми ломами, Хвиной и отец ушли в Крутенький яр выкапывать камни. С огромными глыбами ноздреватого красного камня они боролись, как рассвирепевшие быки. Они отрывали их лопатами и, подваживая ломами, скатывали вниз, на дно яра. Девки приходили помогать грузить.
…Как памятно все это и сегодня!
Грузили огромный круглый камень. Два дубовых бревна, положенных верхними концами на грядушку арбы, нижними упирались в землю. По этим бревнам, как по мостику, вкатывали камень. Он был очень тяжел и не поддавался ни воле, ни усердию людей.
— А ну, ну!
— Ну, еще!
— Ну, еще! — напрягаясь, кричали они.
Девки, повиснув на грядушке, старались удержать арбу в равновесии. И вдруг бревно сломалось, и камень бесшумно опустился на землю, подмяв под себя Хвиноя. Пока отец пытался один сдвинуть камень в сторону, пока он бил растерявшихся, не умеющих помочь ему девок, Хвиной потерял сознание. Почерневшего и безмолвного, его наконец положили на арбу и привезли домой. Лекарка, пошептав на воду, побрызгала ему лицо, помяла живот, и стало Хвиною как будто немного легче. Ночь он спал спокойно, а наутро поднялся и снова вышел помогать отцу. Ударив несколько раз киркой о камень, внезапно почувствовал боль в паху.
