А ведь Ивану Николаевичу Кудрявцеву минуло всего лишь двадцать четыре года! В семнадцатом году он был совсем молоденьким учителем и по-учительски просто, будто на показательном уроке, объяснял тогда хуторским казакам, почему надо голосовать за большевиков. Суммируя все «потому», он делал вывод, что за большевиками правда. Так же смело он высказал свои соображения и есаулу Мирошникову.
— Слишком много данных, чтобы не решить задачу, — закончил он свой спор с есаулом.
А через несколько месяцев белогвардейцам удалось на короткое время утвердить на Дону свою власть. Вот тогда-то есаул Мирошников, хоть и не по пути ему было, заехал со своим взводом к учителю Кудрявцеву, велел связать его и выпороть. А на прощанье сказал:
— Ты теперь должен понять, что задачу нашу можно решать с другого конца. Я решил ее наполовину, потому что ты еще очень молодой казачонок… Думаю, что больше не будешь сбиваться с истинного пути, а почувствуешь, что сбиваешься, — ощупай брюки и вспомни про меня…
Тучный, вислоусый есаул засмеялся и ускакал в хорошем настроении и с искренней верой, что сделал доброе дело — выбил из головы молоденького учителя вредные большевистские помыслы. Не думал он тогда, что придется ему еще раз встретиться с Кудрявцевым в Новороссийске, куда Красная Армия загнала остатки деникинцев, чтобы сбросить их в море.
Прежде чем спустить курок выставленного револьвера, Кудрявцев сказал тогда:
— А ведь задача решается с нашего конца, господин есаул.
И выстрелил.
Ванька и Филипп были свидетелями этой третьей, и последней встречи Кудрявцева с есаулом Мирошниковым. Они запомнили этот случай и рассказали его хуторянам.
— Лицом тогда наш Иван Николаевич подеревенел и побледнел, а рука хоть бы чуть шелохнулась, — говорил Ванька, не умея скрыть восхищения.
— Про его стойкость мне еще кое-что говорили, — намекал Филипп и тут же добавлял: — По его рекомендации в партию приняли нас с дядей Андреем!
…Раздевшись, Кудрявцев снова решительно уселся за стол и с напряжением в молодом, немного хрипловатом голосе стал называть советских активистов, расстрелянных вчера налетевшими конными бандитами в хуторе Затонском. Вот он назвал уже десять, двенадцать человек… Голос его становился все глуше, а лицо побледнело — наверное, так, как в минуту, когда он сводил свои большие счеты с есаулом Мирошниковым.
— …Вас в этой хате двадцать четыре человека, а тех, что выслеживают каждый ваш шаг, тех, что и во сне молят бога о ниспослании шайки бандитов на Забродинский и Осиновские хутора, — сколько их?!
