Он шагал к нашему светлому пятну. Но было с ним что-то не так… Не так благородно, как на сцене: размашистый шаг, штаны с лампасами, огромные ботинки. На ходу он курил сигарету. А второй рукой держал… – я даже зажмурилась от удивления – открыла глаза и увидела оранжевый пластмассовый таз.
Раскачиваясь, он подошел к нам вплотную.
– Что, девочки, за автографом? – спросил он, дыхнув на нас алкогольными парами так, что мы едва устояли на ногах.
Мы растерянно молчали.
– За автографом, говорю? – повторил он.
– Д-да… – хрипло ответила Маша. – Вот тут, пожалуйста. – И протянула ему томик Шекспира.
Бенедикт сделал последнюю затяжку, бросил окурок на асфальт и с третьей попытки раздавил его ботинком. Вместе с окурком погасла и моя любовь.
Но Маша все еще держалась. По ее лицу было видно, как она страдает.
Бенедикт протянул руку к томику Шекспира, но не рассчитал наклона и с громким «у-у-ух» повалился на асфальт, ровно между нами.
– Коленька! – подбежала к нам невесть откуда взявшаяся женщина.
– М-м-мама, – промычал Коленька, пытаясь встать.
Мама тащила его вверх, но сил ее не хватало.
Маша вздохнула и отдала мне томик Шекспира. Я взяла его и подняла тазик.
Их дом был совсем недалеко. Впереди шла троица: Бенедикта справа поддерживала мать, а слева – Маша; сзади шла я с книжкой и тазом и делала вид, что не имею к ним отношения.
В их двухкомнатной квартире Тамара Викторовна сразу отвела Коленьку на кухню и предложила нам чаю. Мы не сообразили отказаться.
– Я… с таким образованием… и где… В Кокчетаве?! Во Дворце культуры?! – хлюпал Бенедикт красным носом. – Я им… Треплева… Потёмкина… а они… мне… тазик?!
Мама разливала чай и успокаивала сына:
– Ну и что? Ничего страшного нет в тазике. Посмотри, вон у тебя поклонницы какие. – Она мягко указала на нас рукой.
Бенедикт распрямил плечи, смутно вспоминая:
– Вы же за автографом?
– Да, – ответила Маша.
– Вот тут, пожалуйста, – я протянула ему книжку с заложенной ручкой на нужной странице.
Маша пихнула меня ногой под столом, но было уже поздно. Бенедикт занес ручку над драгоценным изданием и начал коряво выводить: «Дорогим поклоннннн». Его повело в сторону.
– Ой-ой-ой, – воскликнула мама и бросилась поднимать его.
Через минуту Бенедикт сделал печальное «буэ-э-э» в ванной.
– Мы пойдем, – смущенно предупредили мы Тамару Викторовну.
– Вы извините, что так получилось, – ответила она, преданно заглядывая нам в глаза. – Вообще Коля хороший.
Домой шли молча.
– Книгу испортил, – говорила Маша на следующий день. – Что теперь родителям скажу?
