Но художника привлек эпизод, вовсе не обозначенный в «большой истории», которую вели летописцы, а забытое и в то же время реальное мгновение восстания рода на род.
Девятый век — древние времена даже для составителя начальной летописи. О Рюрике и его братьях, об Аскольде и Дире, об основании Киева он повествует на основе легенд. Летописец — придворный киевского князя — напоминает о временах пращуров, живших во владениях Афета, третьего сына самого Ноя: «В афетовой части сидят Русь, Чудь, Весь, Меря, Мурома, Мордва, Заволочская Русь».
Живут эти начальные люди родами, а каждый род состоит из родичей, объединенных, как пчелиный рой, трудом, охотой, защитой от зверей. Обитают люди в деревянных городах, обнесенных тыном. Городища дремлют над реками, обитатели их добывают дичь, рыбу, мед диких пчел, долбят лодки, ладят оружие, ведут обменный торг с соседними племенами, те — с другими, а тянется мирная человеческая цепь по синим рекам, до далеких морей. Восстание рода на род несет разоренье, и голод, и гибель. Поэтому картина сочетает покой лунной ночи, спящего леса, человеческого селения, вставшего на крутояре над тихой ночной рекой, и тревогу этой ночи, огромного леса, маленького селения, затаившегося над темными омутами.
Острый рог месяца выглядывает из-за деревянных строений. По реке к городищу направляется узкая лодка-однодеревка. Корма лодки, часть весла срезаны нижней рамой, кажется, лодка только что вплыла в картину и с усилием идет вверх против течения, разрезая тяжелую ночную воду. Гребет молодой человек — сильные руки уверенно держат рукоять весла, длинные волосы падают на первобытную одежду-шкуру. Однако из-под шкуры белеет подол и рукава домотканой рубахи, и золотится у пояса нож, вымененный, может быть, в соседнем роде, куда он тоже попал от иных, дальних людей.
Гребец стоит привычно спокойно, поэтому мы особенно чувствуем, как шатка лодка, выдолбленная из одного ствола (потому и называется — однодеревка). Гребец — удивительно точно это увидено и передано молодым художником — ведет лодку не прямо к городищу, наперерез течению, поперек картины, но посылает ее против течения, держит выше городища, потому что только так можно преодолеть движение реки.
Молодой гребец — средоточие усилия, устремления вперед, к Роду, который нужно предупредить об опасности, поднять на защиту. Но стоит он спиной к нам, зрителям, лица его не видно.
Поэтому так притягивает, так заставляет всматриваться в ночную мглу лицо старика, который сидит на дне лодки и смотрит — вроде бы прямо нам в глаза и в то же время мимо нас, в оставшиеся за кормой великие леса, где бьются восставшие роды.
