Виктор выглянул в окно, хотя, кроме сыплющегося на крыши домов снега, ничего увидеть там было невозможно. Третий месяц пойдет, как перебрался в Москву, и все-таки — разве не странно все началось? Общение, кружок какой-то нашел — и то за стенами училища. Новые однокашники живут своим, чувствуется, миром. И Василий Дмитриевич Поленов, училищной молодежью любимый, на него почти и не глядит…
Переступив порог, Россинский молча изучал комнатку товарища. Бывал он и у Бакала с Шервашидзе и Бялыницким — в каком-то Мясном переулке, и у Рязанского вокзала, где разместились в трех комнатах одного из домов Ульянов, Шимельфениг, Холявин, Михайлов-Уфимский и Праотцев. Но там сидели все кучно, плечом плечо толкая — новость каждая летела электрической искрой. А тут анахорет этакий выискался! С недоумением, сменяющимся теплым растущим сочувствием, переводил Владимир взор от стола с выровненными стопками книг к углам за кроватью и деревянной перегородкой, заваленным рулонами бумаги, холстов — иные на подрамниках стояли, как водится, лицевой стороной к стене. Всюду какие-то папки — повернуться негде.
О себе друг другу рассказали раньше. Россинский оказался четырьмя годами моложе, родился в Рязани в семье надворного советника. Весь внимание, чуть склонив набок голову с безукоризненно ровным пробором, он слушал Виктора, сразу начавшего с ученических выставок. О прошлогодней, пятнадцатой, судить, правда, тот мог больше по иллюстрированному каталогу, хотя кое-что из работ товарищей он видел. Оценки были сбивчивые, но меткие, и Россинский подивился тому, что и как было выделено: пейзажи Бялыницкого — ясно, чисто, точно. Татевосянц Егише, его «Вход в мечеть» — совсем поленовская манера, и понятно, почему учитель так к нему благосклонен. А «жанры»… особенно эта сладость — «Все пополам» (старик с собакой) и по решению и по мелкотемью — очень нехорошо, анахронизмы дохлые. Этюды женские, ученицами писанные, тоже не перехвалишь, как ни старайся.
— А знаете, вот Бакал — это по мне! Вот тот этюд, где уголок сада — скирда за забором, дерево и на переднем плане — девушка в белом склонилась над цветами. Это на французов похоже. Так формы обобщены, настроение свое есть. Цветы белые и платье белое. Живописно!.. Даже по картинке в каталоге видишь. Да ведь вы, Владимир, лучше помните! — Ну конечно, Россинский помнит этюд «Вечером» и словно озадаченно подтверждает: да, Ипполит, пожалуй, по таланту в их стане первый!..
