– Ты мне очень нравишься. Но я давно знаю и уважаю твоего мужа. И еще, прости меня, я люблю свою жену.
– А я их ненавижу! Обоих! И своего мужа, и твою жену!
– За что?
– За то, что они мешают нам быть вместе. Но я с ними разберусь!
КДР – это «Кровавый Дамский Роман». Хочу написать книгу, где женщины убивают мужей и соперниц. Но навряд ли смогу. Мне не хватает внутренней свободы, чтобы писать вот так:
«Леокадия неслышно вышла из-за портьеры и невольно залюбовалась роскошным телом Аглаи, которая спала обнаженной, раскинувшись на резной ампирной кровати с крылатыми золочеными сфинксами вместо ножек. Грудь Аглаи вздымалась, ее ресницы вздрагивали. Наверное, она видела сладостный сон. Наверное, как раз в этот миг ей снился Филипп, его нежные и могучие ласки. Бедра Аглаи раздвинулись, ее лоно затрепетало. Леокадия подошла на два шага ближе, усмехнулась и подумала, что через секунду это прекрасное, пышущее негой тело, ласкать которое мечтали сотни мужчин, – оно превратится в остывающий труп, который потом брезгливо нарядят и спрячут в узкий деревянный ящик. А эти вожделевшие его мужчины скучной чередой, сухо кланяясь и отводя глаза, пройдут мимо него во время траурной церемонии… Леокадия облизнула пересохшие губы, достала из-за корсажа дамасский кинжал, наметила точку – родинку над левой грудью – и, скользнув пантерой к постели, взмахнула тускло блеснувшим лезвием…»
Конечно, можно постараться.
Но я боюсь, что вот две-три странички смогу так написать, а потом, против собственной воли, начну подпускать серьёзу. Философии, морали, искусства, политики. Реалистического пейзажа. Социальной достоверности.
И всё развалится к черту. Внутренней свободы нет у меня, я же говорю.
лиса знает много секретов, а еж – один, но самый главный
ЦЕЛЕВАЯ АУДИТОРИЯ
Одна замечательная русская-советская писательница говорила – лично мне говорила (хотя, может быть, она то же самое кому-то еще говорила или даже где-то публиковала; однако мне она это говорила на прогулке по дачным аллейкам):
«Для кого я пишу? Я пишу для несчастных, бедных, замученных личными неудачами женщин, по большей части одиноких. Вот представь себе такую женщину: ей за тридцать, но до пятидесяти. У нее был неудачный опыт интимной жизни: то ли она выгнала мужа-изменника или мужа-бестолочь, так и не родив ребенка; то ли она была любовницей какого-то женатого мужика, который морочил ей голову до тех пор, пока то ли сам не сдох, то ли ее не бросил из-за морщинок или лишнего веса, который она набрала от тоски, которую так хорошо заесть сдобной булкой со сладким чаем. У нее тяжелый опыт общения с родителями: мама и папа ее жалеют, но и презирают как неудачницу. У нее нет социальных ресурсов, то есть хороших верных и сильных друзей. Она работает на скромной должности, у нее нет служебно-карьерных перспектив, потому что она не кандидат наук, не “общественница” (
